А вот в последнюю нашу встречу она выглядела вполне вменяемой. Стала похожа на саму себя — человека, который был мне близок и дорог. Она качала головой и говорила, что по глупости потеряла целый год жизни. Радовалась тому, что встретила возле церкви бывшего сослуживца, пригласившего ее работать в новую типографию неподалеку от дома. Строила планы — расквитаться с долгами, освежить гардероб, на пару дней съездить к морю. Я была поражена переменой и охотно дала ей вещи для первого визита на службу. Она переоделась, повертелась перед трюмо. Ухватила лежавшую на тумбочке низку янтаря и приложила к шее.
— Не трогай! — крикнула я, ругая себя за то, что оставила янтарь на виду.
Великой ценности низка не имела. Много лет назад у бабушки были осложнения со щитовидной железой, и врач посоветовал ей носить на шее нешлифованный янтарь. За годы янтарь обкатался и стал похож на вишневые леденцы-таблетки, что подвигло меня в детстве разгрызть одну из бусин. В более сознательном возрасте я выклянчила у бабушки низку насовсем — проблемы со щитовидкой исчезли, и янтарь, запылившись, валялся в шкафу. К «фамильной драгоценности» я относилась бережно, не любила, когда ее кто-то брал в руки, а раскусив сущность Горшкова даже отвезла на время в Морской для сохранности.
От моего окрика Танька вздрогнула. Взяла с трюмо коробку, уложила в нее янтарь и осторожно пристроила под зеркало. Беседа скомкалась. Татьяна попрощалась и ушла, а я спрятала янтарь в дальний угол шкафа — мне почему-то казалось, что безумная подруга сейчас вернется и потребует одолжить его на пару дней.
Выходит, что она была последним человеком, державшим янтарь в руках. Я убрала коробку, не касаясь бусин, и больше не доставала ее из ящика. И не видела подругу.
— Очень хорошо, — кивнул Максимилиан в ответ на мой рассказ. — Попробуем — вдруг получится?
Он осторожно взял бусы за застежку и пошел к двери.
— Куда вы?
— Надо проконсультироваться с Феликсом, — объяснил он. — Я в этих делах разбираюсь на уровне серой посредственности. Когда-то давно что-то в школе учил… Как вы понимаете, все из головы выветрилось. А вы пока соберитесь в дорогу. Если мы получим результат, то сразу поедем искать подругу. По горячим следам.
Я проводила его взглядом и подошла к трюмо. Зеркало безжалостно отразило всклокоченные волосы. Мешковатый свитер, черные джинсы с вытертой позолотой — одежду для выгула собак и ограбления музеев. Ну и чучело!
Я заперла дверь, полезла в шкаф и стала придирчиво перебирать барахло. Вытащила симпатичные серые штанишки по бедрам, примерила их с коротким джемпером желтого цвета. Наряд обнажал плоский голый живот и в сочетании с причесанными волосами выглядел вполне сексуально. «Сдаю нежилые руины, фасад требует ремонта, цокольный этаж в отличном состоянии».
— Мария Александровна!
Я подкрасила губы помадой оттенка «золотой песок» и впустила изнывающих под дверью братцев. Максимилиан при виде моего наряда рассыпался в комплиментах, а Феликс, не глядя на живот, ринулся к монитору. Убрал в сторону клавиатуру, положил янтарь. Пристроил сверху стеклянный шарик и скомандовал:
— Вспоминайте!
— Что? — не поняла я.
— Кого ищете — того и вспоминайте.
Я тупо уставилась на янтарь. Таня… Я сижу на диване и рыдаю. Горшков выгреб деньги у меня из сумочки, мне не на что купить даже булку хлеба, чай закончился.
Распахивается дверь — это Танька с Рэсси на поводке. Она зовет Барона, запирает двери, запихивает меня и собак в такси и увозит к себе домой. Заставляет позвонить бабушке и признаться, что я второй месяц толком ничего не ем — Горшкову крупно не везет.
— Это она?
Я подняла глаза на выключенный монитор и обомлела. Таня, под ногами у которой вертится Рэсси, кормит… Страуса? Я подалась вперед. Изображение зарябило и исчезло.
— Она жива, находится в радиусе м-м-м… двухсот километров от центра поиска. Больше ничего сказать нельзя — отпечаток ее личности перебивается двумя носителями… Янтарь не ваш? — повернулся он ко мне.
— Бабушкин, — выговорила я.
— Заметно, — буркнул Феликс. — Или ищите по этим данным, или давайте мне другую вещь. Из этой я выжал все, что мог.
— Другой вещи нет.
— Тогда я пошел работать, — отмахнулся он. — Дел — навалом.
Я успела поблагодарить его спину. Погрызла ноготь и схватилась за телефон. На мой запрос «где покормить страуса?» поисковик сначала завис, а потом выдал перечень, который я зачитала Максимилиану.
— Зоопарк на Тропическом острове, станция юннатов и выставка экзотических животных при торговом доме «Мир счастья». Я, наверное, сначала на выставку, а оттуда маршруткой к юннатам…
— Мы, — поправил он.
— А ваше соглашение с Феликсом? Охрана и прочее?
— Сейчас самое главное — ему не мешать, — усмехнулся Максимилиан. — Он не может добиться устойчивой связи с объектом, бесится и выражается нецензурными словами.
— Пусть он сам подтвердит, что вас отпускает! — потребовала я. — Мне потом обвинения не нужны!
— Что он вам наболтал, пока морду отмачивал? — спросил Максимилиан.
Я посмотрела на него и осеклась. За кажущейся небрежностью вопроса таился вулкан страстей. Максимилиан мило улыбался, но в потемневших и прищуренных глазах проглядывала тщательно скрываемая злость.
— Ничего такого… — растерялась я. — Про опилки рассказывал, упомянул, что он — незаконнорожденный, а его мать э-э-э… из Прорвы. Это так? Или он мне соврал?
— Так, — скрипнул зубами Максимилиан. — Все так. Бедный незаконнорожденный мальчик, обремененный тяжелой наследственностью. Папин любимый сиротка, блин!
После этих слов он прошел в мамину комнату, распахнул окно, свесился вниз и заорал:
— Андрюха! Я машину возьму, ладно? Марии Александровне страусов охота покормить, я ее в страусятник свожу!
Андрей прокричал в ответ:
— Без проблем, братан. Красиво вы живете!
— Барон поедет с нами? — спросила я.
— Нет, — мотнул головой Максимилиан. — Я попросил его остаться и присматривать за Феликсом.
Я перевела взгляд на пса. Барон распушился и важно кивнул.
— Попросили?
— Попросил и он согласился.
Я решилась задать интересующий меня вопрос.
— С Бароном вы договариваетесь. Вчера очень лихо обвели вокруг пальца полицию — полковник, Люсенька…
— Они увидели в нас тех, кого выпустили бы при любых обстоятельствах, — пояснил он. — Я не знаю ни полковника, ни Люсеньки. С таким же успехом это могли быть генерал и Зиночка.
— Дело не в этом! Почему же вы от псов тогда бегаете? Внушите им что-нибудь, или как там это называется?..
— Животные, даже обладающие столь высокой степенью развития как псы, не поддаются внушению, — усмехнулся он. — Восприятие мира слухом и обонянием стоит у них на первом месте. Особенно обонянием. И принять Люсеньку за Зиночку они не могут.
— Ага… А балахоны? Убедите их утащить псов в другую сторону!
— Нереально. Они настолько тупые, что не поддаются никаким увещеваниям. Хуже рыб.
— Ситуация… — призадумалась я.
— Потому-то псы и патрулируют миры, — развел руками он. — Мы едем к страусам, Мария Александровна? А то неровен час Феликс поля стабилизирует, и буду я сидеть, как привязанный.
Вопросы о семейных взаимоотношениях я решила оставить про запас. Впустила Барона в мамину комнату, убедилась, что они с Феликсом относятся друг к другу лояльно, и пообещала скоро вернуться.
Выставка экзотических животных производила приятное впечатление. Вольеры были чистыми, животные веселыми и здоровыми. Натянутый между столбиками бархатный канат не позволял посетителям вплотную подойти к клеткам, украшенным табличками «Кормить животных категорически запрещено».
Я посмотрела на молодого человека в оранжевой кепке, поймавшего на лету карамельку, брошенную обезьяне, и убедилась, что обслуживающий персонал здесь на высоте. Таня кормила страуса не украдкой. Она стояла возле клетки с более крупными, чем здесь проволочными ячейками и протягивала птице спрессованный брикет какой-то травы.
