— Я верну её через девятнадцать лет, — пообещал Страга Севера и спрятал папку под доху. — Через несколько дней начинается фаза Паришу. Ты услышишь об этом не здесь и не от меня. Предупреждаю: начиная с двадцать шестого апреля старайся меньше бывать на улице и ни в коем случае не уезжай из Ленинграда.
Насадный пропустил это предупреждение мимо ушей. Удар по самолюбию и перспектива, нарисованная этими людьми, выбили всё-таки искру обиды.
— Можно не возвращать, — вымолвил он. — Я помню все расчёты режимов, пропорции газовой среды… Я всё помню! И могу восстановить в любой момент.
— Если ты сделаешь хотя бы попытку, — голос Дары прозвенел над самым ухом, — лишишься разума. Ты же не хочешь стать юродивым, это не твоя стезя. Не забывай о Звёздной Ране, Насадный. Мы спасли тебе эту жизнь, чтобы ты нашёл её. И ещё хотя бы раз сцепил руки в хороводе… Ты помнишь этот праздник?..
Она ещё что-то сказала, но в этот миг из динамиков вырвался голос диспетчера, объявляющего посадку на задержанные рейсы до Красноярска, и ликующий возглас сотен глоток заполнил всё пространство аэровокзала. Полярники отступили от него, словно давая дорогу. Страга просто махнул рукой, а Дара взглянула в последний раз своим прекрасно-пронзительным взором и обронила тихо, кажется, лишь шевельнула губами, но, несмотря на гул возбуждённых голосов, Насадный её понял.
— Мы ещё встретимся на празднике Радения!
И пошла в гущу народа, столпившегося возле выхода на посадку.
Святослав Людвигович хотел было сразу побежать за ними — будоражил, душил и мучил конгломерат чувств и воспоминаний! — но с минуту не мог двинуться с места. А когда вскочил и ринулся следом, впереди неожиданно раздался крик, толпа всколыхнулась и растеклась по сторонам, образовав свободный полукруг. Насадный потерял полярников из виду, ибо внезапно оказался в первом ряду: прямо перед ним на полу лежал чеченец, трепещущий в агонии. Бортпроводник Кошкин стоял рядом с ножом в руке, улыбался и говорил, обращаясь к пассажирам:
— Ничего, я отсижу! Я же должен хоть немного помучиться! Пострадать! Они же все погибли в самолёте, а я живу!
Чеченец сверкнул глазами, вытянулся и замер. И в тот же миг над головой с оглушительным треском лопнул детский воздушный шар…
Он был очарован этим словом — астроблема, и не было нужды лезть в словари, поскольку давно и отлично знал, что значит Звёздная Рана.
Кто и когда в среде раскольников произнёс это магическое название земли обетованной, рая земного — Беловодье, за давностью столетий установить было невозможно. Одни говорили, будто есть старообрядческая книга, где описано это место и указано местонахождение, да только никто такой книги не видел; другие утверждали, что первым указал направление приснопамятный наставник Филарет, дескать, так и сказал: «Идите и ищите Беловодье, иначе зовомое Звёздная Рана. Ведал Господь, что придётся истинным рабам Его пострадать во славу Его и бросил на землю звезду именем Крест Небесный, и где упала она, там и сотворился рай земной для страстотерпцев и великих мучеников, блюдящих древлее благочестие. Промыслил Бог воздать им, но сказал „Ищите и обрящете!“ Как найдёте, так и счастливы станете».
Были и третьи, приписывающие слова эти огнепальному Аввакуму, мол, когда его в сруб посадили и подожгли, откровение было ему. Узрел он в миг последний Богородицу над собою и слова Её услышал:
— Прими муки и смерть огненную, аки Сын Мой принял их на кресте. Спасёшься сам и спасёшь всех детей благочестивых, кои не за сатаною Никоном пошли — за Христом Богом. Откроется им земля обетованная, рай земной. Имя ей — Звёздная Рана, аще рекут Беловодье.
И будто стал Аввакум кричать из огня, повторяя слова Божьей Матери. Кричал, покуда пламя не охватило его с головы до ног, но и пылающий, он всё одно извещал умеющих слушать. А услышал его один из стражников именем Пётр, накануне тайно благословения попросивший у гонимого иерея. Услышал, бросил тотчас же секиру и побежал всюду, понёс слово Аввакумово последникам его, и тогда собрались раскольники и пошли искать Звёздную Рану. Одни двинулись на север, в места, где протопоп мученическую смерть принял, другие отправились на юг, в тёплые страны, третьи же, якобы стражником Петром ведомые, устремились на восток, за Уральский камень. И условились: кто первым найдёт — даст знать, чтобы опять всем вместе собраться уже в Беловодье.
Кто на север и юг пошёл, скоро достиг края земли, однако о Звёздной Ране никто ни из самоедов, ни из южных людей не слыхивал. Зато те раскольники, что за камень перевалили, гонимы были по всему пути — верный признак, что на правильную дорогу встали, вот и беснуется дьявол: то стражники царёвы налетят и плетьми секут всех без разбора, то казаки окружат странников и откуп требуют — жёнками и девками, то татарва встретит и не пускает дальше, мол, не ходите, наши это земли. И все учиняют произвол, насилие и насмешки.
Всё пространство от Уральского камня до океана прошли, а там и на север, и на юг ходили — да тщетно: то ли грешили дорогой, иногда сопротивление оказывая лиходеям, то ли сослепа никак места не признают, не зрят Беловодья, не видят на земле Раны, звездой Небесного Креста оставленной. Расселились по всей Сибири, приросли к тем землям, что Бог послал, но не все оставили надежды, и тех, кто всё ещё бродил из конца в конец пространства немерянного, называть стали странниками — людьми неприкаянными, да твёрдыми в исполнении заповеди Богородичной.
Повести эти Сергей Опарин слышал множество раз и в самых немыслимых редакциях, порой с деталями, от которых оторопь брала. Называли даже имена кержаков, кто находил Беловодье, да возвращался назад безумцем, так что дороги показать не мог и жить с людьми не мог, поскольку охватывала его смертная тоска, бес вселялся в душу, и если нельзя было изгнать его, протащив сквозь потный хомут, то бедолагу живьём сжигали. А то возвращались оттуда с белым куржаком на бороде и волосах, который не таял ни над огнём, ни в жаркую погоду. Или приходили совершенно лысые, безбородые — весь волос до одного выпадал на теле, даже брови, словно огнём опалило. И обезображенные эти люди скоро сами умирали.
Опарин относил эти рассказы о Звёздной Ране к красивым легендам о счастье, которых было и есть у каждого народа целые сотни. Так уж устроено в мире, так предопределено — искать некое место, пространство, свободное от влияния зла, воплощением коего сам человек и является.
Искать счастье — искать убежище от себя самого…
Он бы так и продолжал считать, коли не увидел бы своими глазами слово «астроблема», написанное профессором Комлевым полста лет назад. К стыду своему, он даже не подозревал, что Звёздные Раны в самом деле существуют на земле и давно известны. Пусть они называются проще — метеоритные кратеры, но откуда триста лет назад о них узнали раскольники? Вычитали в греческих источниках? Услышали от учёных-немцев при дворе Алексея Михайловича? Почему же тогда так по-русски звучит основа легенды — не поразить отступников и неверных хотел Господь Небесным Крестом, не наказать огненным гневом или потопом, а место для страстотерпцев создал, метнув звезду с неба, земной рай? Или это память более древняя, пришедшая из глубины тысячелетий, когда люди ещё прекрасно разбирались в астрономии, имели полное представление о строении Вселенной и Солнечной системы; когда не казнили на кострах за то, что кто-то усомнился в плоскости Земли, сказал, что она круглая да ещё и вертится.
