Еще там, у нас, мальчишкой, я любил шляться по рынку расположенному в конце моей улицы, и рассматривая людей, придумывать им судьбы и биографии. Как потом мне сказал психолог в отряде — очень полезное занятие, помогает обострить наблюдательность и научиться лучше понимать людей.
Вот и тут, к примеру. — Вон тот вот мужик, яростно торгующийся из‑за пучка каких‑то овощей. — Явно работяга, чуть сутулая спина, и характерные ладони рук, изуродованные…, хотя, что это за штамп такой дурацкий — «изуродованные»? — у работяг очень красивые, я бы даже сказал — харизматичные руки, умелые и подвижные. У меня они вызывают ассоциацию с танками и другой боевой техникой. Каждый изгиб, выступ, каждая неровность на них, не плод дизайнерских изысков изнеженных офисных «творцов», а суровая необходимость, обусловленная спецификой применения в бою или работе. Ну а мозоли — как блоки динамической защиты поверх танковой брони — добавляют ладоням солидности и загадочности…. Так что ладони не «изуродованные», а «украшенные» постоянным трудом….Одежда не богатая, без особы изысков, но опрятная, достаточно чистая, а единственная заплатка, поставлена так умело, что ее почти и не видно. — Значит — мужик семейный. В семье царит лад и понимание, наверное много детей. — Хотя, конечно, возможно, что он с утра до ночи лупит свою жену, чтобы она его этак обихаживала. Но нет, — лицо у мужика хоть и суровое, но доброе, даже когда он яростно трясет пучком то ли редиски, то ли репы перед физиономией продавца, так что я голосую за лад в семье и кучу довольных детишек.
А вон старушка, пирожками торгует. Мир тут суровый, про пенсии еще не слыхали, так что вероятно торговать бабке, пока ноги ходят, а как перестанут ходить — помирать с голода. Хотя, вроде бы особо несчастной бабка не выглядит. Да и судя по количеству и разнообразию товара, пирожки, вероятно, печет не сама, а есть у нее дочки, невестки и целый выводок внучек, корпящих день — деньской возле жаркой печи, среди россыпей муки, квашней с тестом, и мисок — тазиков с начинкой. Ну а бабке предоставлена самая почетная и непыльная работа. Сидеть целый день у лотка, продавая товар, да перетирая с соседкам и подругами городские сплетни. — Обеспеченная и сытая, а главное — осмысленная старость, наполненная чувством востребованности и собственной полезности. Такую, ни один пенсионный фонд гарантировать не сможет.
М*да. — А вон той парочке, сразу видно, в жизни не повезло. Старик со старухой. Не то чтобы нищие, но где‑то очень рядом. Копаются в груде выброшенных подгнивших овощей, выбирая то, что еще можно употребить в пищу. Дети…, может бог не послал, а может забрал раньше времени. Вот и приходиться доживать век в печали и нищете.
Ну а вон того персонажа узнаешь в любом наряде. Будь то официальный мундир, демократичный костюм с галстуком, или как у этого — расшитый кружевами камзол. — Чиновник! Весь из себя важный, и переполненный чувством собственной значимости. Смотрит на окружающих с этакой усталой брезгливостью, как бы говоря — «как же вы все, убогие смертные людишки, надоели своими мелкими и ничтожными просьбишками и суетными заботами, мне — блюстителю государственных интересов и вершителю человеческих судеб». Да, перед такими персонажами бессильны времена и эпохи — они вечны!
А вон — вон…, за прилавком. Ну точно как у нас на рынке. — Типичный кавказец, торгует овощами — фруктами. Пусть этот и блондин с чуть раскосыми глазами, но до чего же узнаваемый типаж. Этот не просто стоит за прилавком, и продает свой товар. Нет, он живет на базаре. Тут его стихия, естественная среда обитания. Тут он гоняет чаи с другими приятелями — торговцами, ведет с ними солидные беседы или играет в нарды. Источая радушие и счастье, здоровается с постоянными клиентами, подмигивает вдовушкам, картинно почтительно уважает стариков. Он ест в местных харчевнях, и перекусывает купленными у старушки пирожками. Ведет светские беседы и деловые переговоры, перебирает — раскладывает товар, медитирует — дремлет, усевшись в тени навеса своей лавки. Но что бы он не делал — он всегда бдителен и настороже, и стоит только потенциальному покупателю приблизиться к зоне его ответственности — пикирует на него стремительным коршуном, и начинается — «Брат, земляк… Ты у меня сегодня первый покупатель, даю скидку. Такого товары ты нигде больнее не увидишь. Мамой клянусь!».
А вот… Хм…, а вот кстати и вполне себе симпатичная девица. Рыженькая, как я люблю. Судя по простоватой мордашке — университетов не заканчивала, да и три класса едва ли осилила. Но надо отдать должное — мордаша приятна, да и все остальное при ней — фигурка аппетитная, хотя ножек и не видно под длинным цветастым платьем. Что же ты, ласточка моя, бродишь тут одна одинешенька? — Отбилась ли от стайки таких же милых смешливых подружек? Или тихонько слиняла от строгой мамаши, ибо было у тебя предчувствие, что сегодня к тебе подкатит бравый пришелец из иного мира, весь из себя таинственный и прекрасный?
— Что за дивный ангел спустился с небес, в этот забытый уголок мира? — Фраза вроде составлена вполне грамотно, хотя конечно недостаточное знание языка не позволило мне придумать что‑нибудь более куртуазное. Но это фигня — бравая выправка и мужественный вид, в сочетании с завлекательной улыбочкой, и лучащимися сексуальностью глазами, легко компенсируют не слишком хорошее владение языком. Провинциалочка не сможет устоять перед такой бездной обаяния.
— Мама — мама. Этот грязный дикарь обозвал меня нежитью вылезшей из‑за кромки. Чего он обзывается?!
— Ах же ты сволочь немытая. Стоит тут, глазами своими бесстыжими лупает, да приличных девиц, непотребными словами поносит! Понаедут тут всякие. Катись в свои леса, пенек чащобный….Не слушай его девонька моя, ты у меня самая наипервейшая раскрасавица.
….М*да. Кажется облом. Пора произвести срочную ретираду, пока народ, привлеченный криками, внезапно появившейся мегеры, не начал меня бить.
Да. Неловко как‑то получилось. Видать что‑то я не то девице сказал, а может нарушил какое‑нибудь правило местного этикета, о котором нам, наши лекторы забыли поведать.
Ну да ничего. Зато, сей конфуз, вывел меня из созерцательного состояния, в состояние деловой активности. Итак — что у нас там первое по списку — продать проволоку. Зашел в рекомендованную ювелирную лавку, и худо — бедно объяснил чего мне надо. Хитромордый дядечка, с рожей и комплекцией не столько ювелира, сколько ярмарочного борца, долго мял ее в руках, взвешивал, пробовал на зуб, и даже капал какой‑то химией. Потом озвучил цену….Надо сказать — раза в три меньше той, что называл Мыш. Так что я это предложение гневно отверг, и потребовал свое богатство назад. Мужик посмотрел на меня несколько удивленно, однако проволоку не отдал, но чуток надбавил цену, попутно объяснив, что серебро грязное, сама проволока неровная, а я — сволочь неблагодарная. Я продолжил настаивать на своем, и…. В общем, спустя полчаса я вышел из лавки, сжимая в руках новый кошелек забитый монетками. Правда ту сумму о которой говорил мне Мыш, так и не удалось выторговать. Я поднял цену всего лишь вдвое. Но…, Мыш ведь тоже не знает всей коньюктуры рынка, да и чисто приврать мог, чтобы я у него аванс не требовал, так что….
