Насада не поддалась. Некрас зашел в воду по пояс и попробовал еще раз. Послышалось шуршание песка, и лодка сползла в воду. Подтолкнув ее с носа, Некрас убедился, что насада выплывает на стрежень Ирпени, и заспешил к обрыву.
…Сотник пришел, когда Олята совсем истомился. Заскочив на змея, Некрас вывел его середину реки. Смок встал против течения, загребая лапами. Некрас явно чего-то ждал. Олята собирался спросить чего, как увидел надвигавшуюся тень. «Насада!» — испугался отрок. Некрас отвел змея из-под носа судна, пропустил мимо, нагнулся и выловил плывущую за насадой веревку. Это был, как понял Олята, причальный канат. Некрас развернул смока и послал его вслед насаде. Застоявшийся змей в два счета обогнал судно. Некрас закрепил канат на луке седла, и смок резво потащил насаду по течению.
«Зачем нам лодка?» — хотел спросить Олята, но сотник прикрыл ему рот. В молчании они плыли по самому стрежню, оставляя позади затоки и перекаты. На поворотах насаду несло то влево, то вправо, но Некрас, направляя смока в противоположную сторону, не давал судну зацепить берег. От разогревшегося смока шло тепло, Олята стал придремывать. Пару раз он спросонку тыкался носом в спину сотника. Свита Некраса была мокрой, и Олята сразу просыпался.
— Скоро прибудем! — сказал Некрас, когда Олята встрепенулся в очередной раз. — На берегу ватага ждет, я велел, чтоб костер жгли. Разъезды Великого сюда не достают.
— В насадах плывет войско? — догадался Олята.
— Пешее, сотен десять. Костров жгут мало, чтоб не посчитали, но я прошел по становищу.
— Зачем насаду угнал?
— Пусть Светояр поглядит. Чудно устроили.
— Сторож в насаде был?
— Один. Лежит связанный.
— А как лодки хватятся?
— Я вервие отвязал, не резал. Подумают: сама уплыла. А коли встревожатся, нам дела нет. Войско с полпути не ворочают…
Скоро на правом берегу Ирпени показался костер. Некрас подплыл, окликнул — отозвался Малыга. Побежавшие вои вытащили из насады пленного. Порты у него сползли до колен, незадачливый сторож крутил головой и закрывал от страха глаза.
— К воеводе его! — велел Некрас. — Как можно скорее! Язык! Сажайте на коня и скачите. Насаду к Белгороду сплавите?
— Долго плыть, — вздохнул Малыга. — Змеем сподручнее!
— Не успеем! — возразил Некрас. — Светает. Нельзя, чтоб смока видели.
— Тогда поплывем! — согласился Малыга. — Весла есть?
— В лодке…
Отдав команду, Некрас вывел смока на стрежень и поднял в небо. В этот раз летели низко. Не петляли по ленте реки — напрямик. Олята догадался, что Некрас хорошо знает эти места — летает каждый день.
— Будет сеча с Великим? — спросил отрок.
— Через день-другой, — ответил Некрас.
— Мы их побьем?
— Со смоком? Запросто!
Олята радостно засмеялся.
— Нет причины веселиться, — хмуро сказал Некрас.
— Отчего?
— Много людей поляжет, еще более покалечат. Дети сиротами останутся. Что хорошего?
— Не станет Великий в наши земли ходить!
— Великий угомонится, Ростислав к нему пойдет. Князьям забава — друг с дружкой воевать, а людям — беда. Понятно, ханов половецких в поле прогнать, так нет же — братьев режут!
— Ты много воевал? — спросил Олята.
— Больше, чем хотел.
— А лет тебе сколько?
— Двадцать три.
«Всего-то? — удивился Олята. — Не слишком-то старый…»
— Ты шить умеешь? — в свою очередь спросил Некрас.
— Батьки учили.
— Ватага не скоро вернется, будем нагрудник смоку мастерить. Прежний мал.
— Оляна поможет! — сказал Олята.
— Работа мужская. Воловью кожу кроить да шилом колоть — это не полотно. Куда с ее пальчиками?
«Ишь, разглядел! — удивился Олята. — Когда? Вроде и не смотрел в ее сторону».
— Мы будем колоть, она ремешки в дырки продергивать, — предложил. — У нее ловчее выйдет. Кашу Нежана сварит.
— Ладно, — неохотно согласился Некрас.
«Когда на сечу полетим, возьмет с собой? — подумал Олята. — В войске проку от меня мало: любой враз зарубит, а вот на смоке пригожусь».
Олята хотел спросить об этом Некраса, но постеснялся…
За два месяца до описываемых событий логофет дрома Ромейской империи Фока явился во Влахернский дворец. Миновав аркаду резиденции василевса, логофет остановился у бокового входа. Выскочивший из дверей служитель поклонился и предложил следовать за ним. Фока подчинился. Они прошли коридором, поднялись по широкой лестнице. У высоких, инкрустированных золотом, дверей проводник остановился.
— Базилевс ждет! — сказал громко и потянул за тяжелую бронзовую ручку.
Фока вошел и поклонился. Базилевс ромеев, император Венгерский, Хорватский, Сербский, Болгарский, Грузинский, Хазарский и Готский Мануил стоял у стола, разглядывая огромный лист бумаги. Увидев логофета, он некоторое время молча смотрел на чиновника. Фока не опустил взгляд. Свет из окна падал на лицо Мануила, выделяя тенями каждую морщинку. Опытным глазом царедворца Фока отметил: за время, прошедшее с их последней встречи, базилевс сдал. Мануил вступал в седьмой десяток лет. Возраст далекий от ветхости, но… Глубокие морщины на высоком лбу, синеватые мешки под глазами, обвисшие щеки… Сейчас Мануил нисколько не походил на немолодого, но безумно отважного воина, единственного, кто уцелел в резне, устроенный турками близ замка Мириокефал. Это случилось внезапно. Авангард могучего войска ромеев, в котором находился и Фока, далеко оторвался от основного войска. Армия передвигалась без дозоров: упоенные своей силой, ромеи не опасались турок. Враг жестоко наказал за беспечность. Войско втянулось в Иврицкую долину, когда со склонов посыпались стрелы и камни, затем ринулись турки. Мануил и шурин Балдуин, императорская гвардия и лучшие полки катафрактариев бились насмерть, но турок было слишком много. Они катились со склонов, будто сама гора рождала их на погибель христианам. Пали все, уцелел лишь базилевс. Он прискакал в лагерь авангарда в проломленных доспехах, залитый своей и чужой кровью, со щитом, в котором застряло три десятка стрел…
Базилевс сделал приглашающий жест, Фока подошел ближе. Доставая из рукава свиток с докладом, бросил взгляд: на столе разостлан лист с астрологическими таблицами. Фока тихонько вздохнул. Он не верил во влияние звезд на человеческие судьбы. Зато базилевс верил. Поэтому логофет благоразумно промолчал.
— Говори! — велел Мануил.
Фока начал доклад. Он был безрадостным. На границах империи неспокойно. Досаждают турки, недовольные отказом Мануила срыть Дорилею. По мирному договору, подписанному после поражения в Иврицкой долине, император обязался разрушить две крепости, но Дорилею не тронул. Султан отправил посольство, требуя выполнения договора, получил отказ и принялся опустошать малоазийские земли. Мануил разбил турок на переправе через Менандр, но они не угомонились. Еще хуже обстоят дела на Западе. После того, как объединенная армия папы, сицилийского короля и итальянских городов разгромила императора Барбароссу, итальянская политика ромеев затрещала по швам. В Венеции состоялся конгресс, объединивший врагов Мануила. Очередной крестовый поход может закончиться у стен Константинополя. Желающих разграбить богатейший город много. Повод найдется. Несколько десятилетий тому Мануил прошел по западным землям, как смерч. Разбил норманнов, сербов, затем усмирил венгров… Пролиты реки крови, истрачены горы золота… Все впустую. Враги объединяются, становятся все сильнее, истощенная немыслимыми податями и поборами империя не в состоянии им противостоять…
