Я опять сняла маску с лица и посмотрела на него:
— Ты не доверяешь Ларри в бою, да?
— Ну, скажем так, вампир никогда не упадет от страха в обморок перед ним.
— Дипломатично, — заметила я.
— Я слышал, что он отказался помогать нам допрашивать арестованных.
— Он отказался кромсать мертвых, пока живые смотрят на это. Назвал это злом и сказал, что я вовсе не чья-то там домашняя зверушка и что если кто-то и делает из меня чудовище, так это я сама.
Зебровски опустил взгляд, сжав губы в тонкую линию, и когда снова посмотрел на меня, его глаза были злыми:
— Он не имел права такое тебе говорить.
Я пожала плечами.
—Что правда, то правда.
Он положил руку мне на плечо, вынуждая взглянуть на него.
— Это не так. Ты делаешь то, что требует от тебя работа. Ты каждую ночь спасаешь жизни. Не позволяй никому говорить тебе обратное, особенно тем, кто не пачкает свои руки как раз из-за того, что ты выполняешь всю ту грязную работу, которую они не желают делать.
Я улыбнулась, но это не выглядело счастливо.
— Спасибо, Зебровски.
Он сжал мое плечо.
— Не позволяй ему вызывать у тебя сомнения в себе, Анита. Он этого не заслуживает.
Я задумалась.
— Так ты, поэтому не особо-то даешь ему с вами работать?
— Ты знаешь ответ.
Я кивнула.
— Анита, ты не монстр.
— Ты, кажется, сказал, что мы позже обсудим случившееся с Биллингсом, — напомнила я.
Он улыбнулся, но не слишком счастливо, и покачал головой, позволяя своей руке упасть с моего плеча.
— Не ищешь легких путей, да?
Я кивнула. Это правда, и незачем отрицать.
— Ты оттрахала ему мозг, — сказал Зебровски.
— Я не хотела.
— Так что ты с ним сделала?
— Я вроде как поглотила его гнев.
— Поглотила? — Зебровски превратил это в вопрос.
— Да.
— Каким образом?
— Метафизическая способность, — пожала я плечами.
— Ты можешь поглощать другие эмоции?
Я покачала головой:
— Только гнев.
— Ты перестала злиться так, как раньше. Это поэтому?
— Я не уверена. Возможно. Может быть, научившись контролировать собственный гнев, я способна управлять и чужим. Если честно, то я без понятия.
— Он по-прежнему почти не помнит те два часа, до того как ты поглотила... — он поставил в воздухе кавычки, — «его гнев».
— Такого никогда прежде не случалось, и я сделала это не нарочно. Он сбил меня с толку и я...
— Тут же ударила в ответ, — договорил за меня Зебровски, — словно кулаком, но только не физическим.
— Да, — согласилась я.
Мы с минуту смотрели друг на друга, а поскольку это касалось меня, я должна была спросить:
— Все еще не считаешь меня монстром?
— Ты единственная из находившихся там, кто был достаточно быстр, чтобы добраться до Биллингса, прежде чем он ударил того вампира. Наблюдать, как он поднял тебя на руке, будто ты... ты крошечная, Анита. Мы все ломанулись на помощь, но ты уже обо всем сама позаботилась, как обычно.
— Это не ответ на вопрос, — сказала я.
Он улыбнулся, покачав головой:
— Черт побери, из всех, кого я знаю, ты самый требовательный человек по отношению к себе и ко всем, кто тебя окружает. Ты давишь, пока правда не вылезет наружу: хорошая, плохая, объективная, но тебе всегда надо надавить, не так ли?
— Теперь не всегда, но обычно, да, я давлю. — Я изучала его лицо, ожидая, когда он ответит.
Он нахмурился, вздохнул, а затем посмотрел на меня, так же рассматривая меня в ответ:
— Ты не монстр. Когда у Дольфа были проблемы, и он разгромил несколько помещений, когда там была ты, ты не донесла на него. Ты позволила ему как психу отыграться на тебе; многие ребята такого бы не позволили, если только не навлекли бы на него беду за такое.
— Ему теперь лучше, — ответила я.
— Мы все можем сорваться. Разница лишь в том, что потом мы приходим в себя: не остаемся спятившими, снова становимся собой.
— «Становимся собой» — хорошо сказано, — протянула я.
Он осклабился:
— Кэти опять читала мне свои книжки по психологии.
— Хорошо, когда у тебя толковая супруга. — Я улыбнулась ему.
Он кивнул и добавил:
— Всегда надо жениться на том, кто поумней и покрасивше тебя.
Его слова заставили меня рассмеяться, хоть не намного. Смех звучал странно, эхом разносясь по просторному помещению. Я снова посмотрела на убитого мною вампира, чтобы спасти пятнадцатилетнюю девочку, которую он собирался уже обратить. Сожалела ли я о том, что он умер? «Нет». Сожалела ли я о том, что девочка все еще была живым, дышащим человеком? «Не-е». Винила ли я себя за то, что запугала вампиршу Шелби? «Немного». Была ли я рада, что мы выбили места расположения вампиров-отступников, убивших офицеров полиции? «А то».
Зебровски вновь коснулся моего плеча:
— Не позволяй таким людям, как Кирклэнд, заставлять тебя плохо о себе думать, Анита.
Я обернулась и посмотрела на него, и что-то в его лице заставило меня вновь улыбнуться:
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
— Как всегда, — сказал Зебровски.
Этим он заработал мою ухмылку, одарив меня своей ухмылкой в ответ.
— Собирай снаряжение, пора ловить вампиров.
— Сейчас, — ответила я и стянула черную шапку с головы, но не стала расправлять косу, потому что порой волосы лезли в лицо, а мне вскоре, возможно, предстояла стрельба. Главное — стрелять в того, кого нужно.
Все сошлись на том, что мы должны быть уже на местах после рассвета, когда вампиры будут мертвы для всего остального мира. У нас уже числилось два мертвых копа, и больше нам было не нужно, так что всем только и оставалось, что ждать. Ожидание — занятие трудное. Оно действует на нервы. Можно было бы вздремнуть пару часиков, и для тех, кто мог это сделать, в дальней комнате разместили несколько раскладушек, где можно прикорнуть. Почти никто не спал. У нас были два мертвых копа, и через несколько часов нам предстояла охота на их убийц. Мысли об этом или обычный мандраж перед охотой, так или иначе — сон не шел ни к кому. Большинство из нас не знали убитых офицеров лично, но это не имело значения. Даже, если бы вы считали кого-то из них еще при жизни самым большим придурком на свете, это не имело значения. А важно было лишь то, что вы носили с ним одинаковые жетоны. Это означало, что позови вы на помощь, он бы пришел вам на выручку, рискуя ради вас своей жизнью. Незнакомец, друг — не имеет значения, вы бы рискнули своей жизнью ради него, а он — ради вас, и, если пришлось бы, вы бы отправились в бой вместе с ним, потому что это и означало — носить нагрудный жетон. Это означало, что когда все остальные разбегались, вы встречали трудности лицом к лицу и единственный, кто готов вместе с вами столкнуться с завалом дерьма, был ваш собрат по оружию. Гражданские думают, что полицейские действуют так сознательно. Да, не без этого, но, Боже милостивый, это не самое главное; все мы — люди, так что иногда это нормально, но основное отличие в том, что мы — те люди, которые бегут в сторону выстрелов, а не убегают от них. Мы бежим к беде, а не прочь, и мы уверены на все сто процентов, что если другие люди с жетонами находятся где-то поблизости, то они вскоре выдвинутся в том же направлении. Они будут рядом с нами, и мы будем вместе бороться со злом потому, что это — наша работа, это — то, кто мы есть.
