Корень мандрагоры
Вечер лениво перетекал в ночь. Погода становилась все хуже. Ветер выл за стеной, словно старый волк, который жалуется луне на свою судьбу. Дождь то стихал, то снова бросал горстями воду в окно.
Кислый водрузил на стол бутылки, повесил на вешалку мокрый плащ, потирая руки, вернулся к столу, ухватился за свой портвейн.
— О чем вы тут? — спросил он, срезая ножом пластиковую пробку.
— Да вот Мара хочет устроить пикник на обочине цивилизации, — ответил я, размышляя о том, почему наш уважаемый учитель остановил свой выбор именно на Казахстане.
— Чего-чего? — удивился Кислый.
— Мара, я тебя правильно понял?
Мара откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки, загадочно улыбнулся. К нему возвращалось его обычное состояние спокойствия и внутренней уверенности. Он утвердительно кивнул.
Кислый смотрел то на Мару, то на меня. Он никак не мог взять в толк, о чем идет речь, и это вызывало у него беспокойство.
— Да о чем вы?! — не выдержал он.
— Кислый, не ори, — попросил я, вкручивая в пробку штопор. — Ну что, сэн-сэй, поделишься с коллективом своими планами?
Мара пожал плечами, перевел взгляд на Кислого, сказал:
— Я хочу с Гвоздем скататься в Казахстан.
— Куда?! — Кислый даже поставил на стол бутылку, он выглядел ошеломленным. — В Казахстан?!
— Что с твоими ушами, Кислый? — спросил я. — В Казахстан. Страна такая на планете есть. Не слышал разве?
— Это… зачем? — с подозрением спросил он.
— Я так себе думаю: делать сверхчеловека, — ответил я за Мару. — А подробности меня и самого интересуют. Мара, давай уже, не томи.
Я откупорил бутылку, разлил вино и протянул Маре бокал. Кислый вспомнил про свой портвейн, возобновил борьбу с пробкой, время от времени поглядывая на Мару. Кислого тоже интересовали подробности. Наверное, даже больше, чем меня.
— По сути, Гвоздь прав, — ответил Мара, улыбаясь мне своими голубыми глазами. — Чтобы трип прошел идеально, надо выполнить три условия. Во-первых: нужен ситтер, им буду я…
— Какой ситтер? — не понял Кислый.
— Сторож — человек, который следит, чтобы ты не загнулся раньше времени, — пояснил я. Кислый передернул плечами.
Мара продолжил:
— Во-вторых: нужен подходящий сеттинг, если пользоваться терминологией Рика Страссмана… Короче, необходимо уйти как можно дальше от цивилизации, чтобы городская суета не сбивала с настроя. Казахстанская степь, а тем более предгорье Тянь-Шаня — прекрасный вариант.
Я посмотрел в окно. Штора была отдернута, открыв кусок черного мокрого стекла. За его границей информационный эон стихии проливал на землю водопады холодных и влажных данных, город растворялся в дожде и ночи. Я представил себе огромные ослепительные звезды на фоне бездонного иссиня-черного неба и легкие порывы ветра с терпким и горьковатым запахом степных трав, представил пламя костра, вздымающего к звездам фейерверки искр, и потрескивание поленьев как единственный звук на много-много квадратных километров… Но я оставался здесь, в своей комнате, и все еще смотрел в окно, за которым в мутном черном Ничто вялыми сполохами проявлялась агония городской жизни… Мне подумалось, что в идее посетить Казахстан есть привлекательные моменты.
— И в-третьих: потребуется психотропное растение, которое в той степи нам предстоит разыскать.
Я оторвался от мысленного созерцания ночного неба Казахстана, перевел взгляд на Мару, спросил:
— О каком именно растении ты говоришь? Это же не мексиканская прерия с рощами мескалиновых кактусов.
— Я думаю, в местах выпаса крупного рогатого скота, коих в Казахстане предостаточно, вполне возможно найти псилоциби-новые грибы.
— Всегда мечтал поковыряться в навозе, — вставил я шпильку.
— Тогда считай, что тебе повезло, — с улыбкой парировал Мара.
— Зачем… это, ковыряться в навозе? — не понял Кислый, но Мара оставил его вопрос без внимания, пригубил вино, произнес задумчиво:
— Но в первую очередь я надеюсь найти мандрагору.
— Так вы это… серьезно? — Кислый, очевидно, понял, что для розыгрыша сцена слишком затянулась. Он стоял возле стола, держа в левой руке откупоренную бутылку портвейна, в правой наполненный стакан, и ошалело таращился на Мару.
— А до тебя только дошло? — произнес Мара без тени иронии.
Кислый медленно опустился на табурет. Ни бутылку, ни стакан он из рук выпускать не собирался. Так и сидел, глядя на свои носки и разведя в стороны руки, словно сатир, приготовившийся вознести почести богу Дионису. Кислый впал в глубокие размышления, не иначе.
Я пригубил вино, сказал:
— Я что-то слышал о мандрагоре… А! Есть французский Linux с таким названием: Mandrake. Типа волшебный Linux и все такое.
— Точно, — согласился Мара. — В смысле, про твой Linux я не в курсе, но само слово мандрагора, или по-английски mandrake, в Европе давно считается синонимом волшебства. Упоминание о мандрагоре фигурирует во многих текстах испокон веков, и связано оно с магией, алхимией и медициной. Интерес человека к этому растению понятен. Во-первых: корень мандрагоры напоминает по форме человеческое тело, что само по себе очень символично. Символично настолько, что древние считали мандрагору существом антропоморфным, то есть получеловеком-полурастением. Во-вторых: это растение содержит психотропные компоненты. В частности, алкалоиды гиосциамин и скополамин. В достаточных количествах психотропные составляющие мандрагоры вызывают продолжительные и стойкие галлюцинации. Схожесть корня мандрагоры с телом человека и ее психотропный эффект с давних пор окружали это растение ореолом таинственности и как следствие стали источником сотен легенд, а то и попросту сплетен. Некоторые из этих поверий интересны, другие грубы и нелепы. В греческой мифологии, например, мандрагора является эмблемой Цирцеи, волшебницы острова Эя. Той самой волшебницы, которая превратила товарищей Одиссея в свиней, а его самого магическими чарами держала подле себя больше года. В этом свете стоит вспомнить наши размышления о вине и культе Диониса. Если древним грекам было известно психотропное действие мандрагоры, то почему бы им не знать о псилоцибиновых грибах, белладонне или зернах дурмана? Понимаешь, в чем тут дело? Так что вина древних греков, скорее всего, являются настойками обычного вина (каким мы его знаем) на листьях или зернах этих растений, а то и на корне нашей мандрагоры… Ну да вернемся к истории. В древних поверьях европейских народов считалось, что при помощи мандрагоры можно восстановить мужскую потенцию, найти клад и даже стать неуязвимым. Мандрагору упоминают Пифагор и Луций Колумелла. Гиппократ применял мандрагору для лечения от депрессии и суицидальных тенденций. Иосиф Флавий действовал более прямолинейно — изгонял ею бесов. Есть упоминание этого растения у Гомера, Шекспира и даже у Борхеса. Эзотерики восемнадцатого века считали, что корень мандрагоры — мощный сгуститель астральной энергии, а алхимики искали в нем эликсир жизни. Даже в еврейских преданиях упоминается об этом растении. В Книге Бытия говорится, что Лия зачала от Иакова и родила ему пятого сына, после того как отведала мандрагоровых яблок. Речь, очевидно, идет о плодах мандрагоры — довольно крупных ягодах. Некоторые предания говорят, что это растение светится, поэтому его окрестили «свечой дьявола». Хотя это поверье, я считаю, из разряда баек о цветении папоротника. Другие утверждают, что с помощью мандрагоры колдун может отнять у человека красоту и рассудок. Вот это, кстати, похоже на правду — любой галлюциноген способен отобрать рассудок, если переборщить с дозировкой. А после того как с лица сойдут намеки на интеллект, ни о какой красоте уже речи быть не может.
