И как только я смирился со смертью, как только я успокоился и… остыл… я вдруг понял, в чем моя беда и ошибка. Мир, кислотой разъедающий мое сознание, я пропускал через фильтры собственных представлений о добре и зле, о морали и праведности, о божественном и дьявольском. Каждое впечатление или переживание я по привычке подвергал анализу, пропуская его через призму собственного к ним отношения. Но именно этот процесс и отнимал силы, именно он высасывал из меня энергию. Рассчитанный на обычного человека, этот примитивный фильтр морали не был способен обрабатывать такую бездну информации — фильтр сбоил, поглощал все ресурсы и мощности центральной нервной системы, не выдавая при этом никаких результатов. За двадцать восемь лет жизни я избавился от стереотипов мышления, насаждаемых цивилизацией. Теперь требовалось отказаться от своих собственных. Чтобы родиться заново, родиться новым и чистым — чтобы переродиться, нужно было стать бесстрастным даже к самому себе. И я поверил — заставил себя поверить, что в самом деле ничего не знаю о добре и зле, что этих сущностей, возможно, и не существует. Я понял, что слова эти — мутанты, оборотни, призраки. Они вмещают в себя колоссальный заряд энергии, которую человечество вливало в них тысячи лет, но это так и не добавило им ни капли смысла. И я исторг их, вычеркнул из своего лексикона и памяти… Сияющие спицы по-прежнему пронизывали мой разум, но они больше не оставляли в нем пробоин. Я очистился от скверны, от паразитов собственного мышления, и мое сознание начало медленно собираться — в единое целое.
Я встал. Землю у меня под ногами покрывал пепел. Моя одежда истлела, и ветер сорвал ее остатки с плеч. Рядом со скрюченным от огня телом я увидел край обгоревшей тетрадной обложки. На ней уцелело несколько букв: uralis. Бесполезные символы бесполезного языка…
Я посмотрел на юг, мой взгляд пересек Каратау и, перелетев через Узбекистан, устремился дальше — к Тибету. Сейчас, в данный момент эпохи, мне было не нужно туда, я развернул взгляд на восток и достиг голубых вод Балхаша. Воды озера были спокойны и лучисты. Я улыбнулся им, и озеро радостно заиграло волнами мне в ответ.
Я вернулся и устремил свой взор на север. Туда, где лежал город. Долину окутывал пар, он исходил от остывающих холмов. Город прятался за этим туманом, он опасался моего взора, но я уже выбрал его. Переполненный знаниями, я должен был нести их избыток людям. Я знал, что эти знания могут их убить, потому что новое всегда убивает и потому что невозможно взрастить колос, не очистив поле от сорняков.
Змея, животное самое мудрое, подползла, подняла часть туловища и приветствовала меня кивком головы. Я протянул ей руку, и она взобралась по ней, обвила мою шею и умостила голову мне на правое плечо. Я поднял лицо к небу. Беркут, животное самое гордое, описав дугу, на мгновение завис в воздухе, потом плавно опустился на другое плечо.
Я все еще смотрел на север. Город по-прежнему таился в тревожном ожидании. Название города ничего не значило. Я повернул взгляд на запад и отпустил его, взгляд унесся к вершине горы — той, возле которой когда-то начался новый виток эволюции. Там, в хрустальном воздухе вечной зимы я снова обратил взгляд на север и наконец смог рассмотреть город во всех подробностях. Люди копошились, озабоченные своими проблемами и эмоциями, не подозревая, как мелки их чувства и убоги их устремления. Я шел сказать им об этом.
Так, с азиатской гадюкой на шее и беркутом на левом плече, я сделал шаг из своей колыбели в мир, который отныне принадлежал мне. Шаг, с которого начиналась вечность.
02.01.2007— 09.11.2007