Но Леди Амальтея ответила:
— Волшебник придал мне только вид человека — внешность, а не дух. Если бы я умерла тогда, я бы осталась единорогом. Старый волшебник знал это. Назло Хаггарду он не сказал ни слова, но он знал.
Внезапно ее волосы выскользнули из-под синей ленты и рассыпались по плечам. Завороженный их стремительным падением, кот протянул к ним лапку, но тут же отдернул ее и сел, обвив лапы хвостом и повернув голову так, чтобы не было видно искалеченное ухо. В его зеленых глазах поблескивали золотые искры.
— Но это было так давно, — сказала девушка. — Во мне уживаются двое — я и та, которую все зовут «миледи». Она сейчас здесь, как и я, хотя когда-то она была лишь вуалью вокруг меня. Она ходит по замку, спит, одевается, ест и думает свои собственные думы. Хотя она не может исцелять и успокаивать — у нее есть своя магия. Люди обращаются к ней: «Леди Амальтея», и она отвечает им или молчит. Бледные глаза Короля всегда следят за нею, и Король удивляется, не зная, кто она, а сын Короля хочет это узнать и связал себя любовью к ней. Каждый день она ищет на небе и на море, в замке, в его башнях и дворе, на лице Короля нечто такое, что она не всегда может припомнить. Что это, что же такое она ищет в этом странном месте? Ведь только что она знала это, но забыла. — Она повернула лицо к Молли Отраве, и глаза ее не были глазами единорога. Они были все еще прекрасны, но их красота теперь имела имя. Их глубину можно было познать и измерить, темнота их вполне поддавалась описанию. Когда Молли заглянула в них, она увидела страх, и потерю, и возбуждение, и себя — ничего больше.
— Она ищет единорога, — сказала Молли. — Красный Бык загнал их куда-то, всех, кроме вас. Вы — последний единорог. Вы пришли, чтобы найти и освободить других. И так будет.
Постепенно из каких-то тайников море хлынуло в глаза Леди Амальтеи, и они вновь стали столь же старыми, темными, непознаваемыми и неожиданными, как само море. Это было ужасно, но, несмотря на испуг, Молли крепко обняла ее согбенные плечи, словно надеясь своими руками, как громоотводом, отвести молнию несчастья. Вдруг пол кухни дрогнул от еще неслыханного ею звука, напоминавшего скрежет громадных коренных зубов. Красный Бык поворачивался во сне. «Интересно, видит ли он сны», — подумала Молли.
Леди Амальтея сказала:
— Я должна идти к нему. Другого пути нет, и нельзя больше терять время. В этом ли виде или в истинном, я должна снова встретиться с ним лицом к лицу, даже если весь мой народ погиб и спасти его уже нельзя. Я должна идти к нему, пока я еще не забыла себя навсегда, но я не знаю дороги и мне одиноко. — Котик шевельнул хвостом и издал странный звук — не мяукнул и не замурлыкал.
— Я пойду с вами, — сказала Молли. — Я тоже не знаю дороги вниз, к Быку, но должна же она где-то быть, и Шмендрика тоже возьмем. Он может пригодиться нам, если мы найдем путь.
— От такого волшебника толку мало, — презрительно ответила Леди Амальтея. — Я вижу, как каждый день он валяет дурака при Короле Хаггарде, развлекая его своими неудачами, неумением сделать самый простой трюк. Он говорит, что не сможет ничего другого, пока сила вновь не проснется в нем, но этого никогда не случится. Он сейчас не волшебник, а шут короля.
Повернувшись к котлу, чтобы скрыть лицо, Молли резко ответила:
— Он делает это ради вас. Пока вы хандрите, лелеете свою печаль и изменяетесь, он кривляется перед Королем Хаггардом, отвлекает его, чтобы вы могли искать свой народ, если его еще можно найти. Но он скоро надоест Королю, как надоело ему все на свете, и Король заточит его в своих темницах или в каком-нибудь еще более ужасном месте. Зря вы смеетесь над ним, — слышался ее печальный и по-детски тонкий голос.
Мгновение они смотрели друг на друга, две женщины: одна прекрасная и чужая в холодной низкой комнатенке, другая — вполне на своем месте — сердитый жучок во всей своей кухонной красе. Но тут с лестницы донеслись скрежет металла, позвякивание брони и полные предвкушения голоса голодных стариков. В кухню вошли четверо солдат Короля Хаггарда.
Им было по меньшей мере лет по семьдесят, но изможденные, прихрамывающие, хрупкие, как наст, старческие фигуры были с головы до пят облачены в нищенскую броню Короля Хаггарда, их руки сжимали его жалкое оружие. Войдя, они оживленно поздоровались с Молли Отравой, осведомились об ужине, но, завидев Леди Амальтею, тут же присмирели и с трудом, задыхаясь, отвесили ей по глубокому поклону.
— Миледи, — сказал старший, — мы к вашим услугам. Хоть мы люди старые, изношенные, но, если вы захотите увидеть чудо, только потребуйте — и мы сделаем невозможное. Мы снова станем молодыми, стоит вам только пожелать. — Трое его товарищей пробормотали что-то в знак согласия.
Но Леди Амальтея прошептала в ответ:
— Нет-нет, вы никогда не станете вновь молодыми. — И, пряча лицо в распущенных волосах и прошелестев сатиновым плащом, она выбежала из комнаты.
— Как она мудра, — объявил старший стражник. — Она понимает, что даже ее красота не может бороться со временем. Сколь печальна эта редкая мудрость в столь молодом существе. Как пахнет суп, Молли!
— Он слишком ароматен для этого замка, — проворчал второй стражник, пока все рассаживались у стола. — Хаггард терпеть не может хорошей пищи. Он говорит, что никакое блюдо не стоит усилий и денег, затраченных на его приготовление. Он говорит, что это иллюзия и притом дорогая. Живите, как живет ваш Король, не обольщаясь ею. Брр!.. — Стражник притворно вздрогнул и скорчил гримасу, все остальные рассмеялись.
— Живите, как он… — продолжил третий стражник, пока Молли наливала в его миску дымящийся суп. — Жить, как Хаггард, можно только за грехи в предыдущем воплощении.
— Почему же тогда вы остаетесь у него на службе? — поинтересовалась Молли. Она села рядом с ними, подперев голову руками. — Он не платит вам и кормит так плохо, как только возможно. Когда портится погода, он посылает вас в Хагсгейт красть, потому что скорее умрет, чем расстанется хоть с одним пенни из своей кладовой. Он запрещает все: от света до свирели, от пламени до пляски, от меха до смеха, от чтива до пива, от разговоров о весне до игры в веревочку. Почему вы не уйдете от него? Что держит вас здесь?
Вздыхая и кашляя, старики беспокойно переглянулись. Первый сказал:
— Старость. Куда же мы пойдем? Мы слишком стары, чтобы скитаться по дорогам в поисках работы и крыши над головой.
— Старость, — подхватил второй. — Когда ты стар, удобно все, что не беспокоит. Холод, темнота и скука — они для нас уже привычны, а вот тепло, весна, песни — они будут мешать и тревожить. Есть вещи и похуже, чем жить с Хаггардом.
