И с блаженным урчанием разинул пасть пошире.
— Эй! — вскрикнул нерегиль, дернувшись всем телом. — Не смей ку… Ах ты ж…
Шипя от боли, Тарег выдернул руку. И в сердцах шлепнул Митаму рукавом по морде. Тигр обиженно вякнул, нерегиль шлепнул еще.
Потом холодно сказал коту:
— Подлец ты, Имру. Я бы даже сказал — негодяй. И трус к тому же.
Джинн свирепо вздыбил шерсть на лопатках:
— Но-но-но! Попрошу без оскорблений!
— Кто нагло врал мне в лицо, что на Мухсине больше нет аждахаков? — ледяным голосом осведомился Тарег.
Кот поник головой:
— Прости, Полдореа. Буду должен.
— Будешь должен, Имруулькайс, — безжалостно подтвердил нерегиль. — Зачем врал, дурень? Я все равно узнал бы!
Кот обиженно мяукнул:
— Полдореа! Это ты у нас князь! Бесстрашный и храбрый! А я джинн! Мне дорога моя шкура! Выслеживать змеюку — себе дороже, Полдореа, аждахак — тварь серьезная, я даже маленькому, который сейчас под камнями отлеживается, все равно, что муха, на один зуб только! Пастью клацнет — и нет поэта! Я даже стихи по этому поводу написал…
— Не надо, — строго выставил ладонь Тарег. — Я не в настроении слушать мувашшахи, извини.
— Это касыда, — еще больше оскорбился кот.
— Все равно не надо, — отрезал нерегиль.
Тут под аркой Ибрагимовых ворот зацокали копыта:
— Господин! Сейид! — жалобно выкликнул женский голос.
Эхо от ударов множества копыт вырвалось на площадь. В черном проеме замелькали желтые огоньки.
Кот прижал уши и текуче спрыгнул в чернильный сумрак под парапетом. И оттуда прошипел:
— Подлюки, сучье племя предателей, чтоб им пусто было, ублюдкам… Мало ты их убивал, Полдореа, надо больше, как тараканов их морить надо, мразей…
Тарег зло скривился, взял меч и поднялся на ноги.
— О господин! Мы вас ищем по всему городу! — цокот копыт сменился щелканьем каблучков по булыжнику.
С мулов, шелестя шепотками и ахая, слезали женщины в белой длинной одежде. У каждой в руке теплился маленький огонек — у кого в каганце, у кого на прикрываемой раковинкой ладони свечке.
— Мой супруг умоляет вас о прощении, сейид…
Высокая полноватая женщина — тоже в белом, но в золотистой головной повязке верховной жрицы Ахура-мазды — подняла длинную остроносую лампу. Госпожа Марида, супруга наместника Фейсалы, напряженно всматривалась в темноту. Слабо светящийся силуэт у фонтана внушал ей страх.
— Шамсу ибн Микалу не хватило храбрости прийти самому, и он посылает женщин, — спокойно отозвался Тарег.
Женщины переглянулись и опустились на колени. Супруга наместника поставила лампу на булыжник и отдала земной поклон:
— О князь сумерек! Прошу тебя, забери жизнь моего супруга, но пощади город. Жители Фейсалы благодарны тебе за избавление от дракона, господин.
Тарег молчал.
— Господин… — пробормотала женщина, все еще не решаясь поднять глаза. — Мы…
— Поздно, — холодно ответил нерегиль. — Все прощается, но предательство не прощается никогда. Над этим городом более нет моего покровительства. Твой супруг, женщина, погибнет одним из первых — не сомневайся.
Госпожа Марида разрыдалась. Следом принялись всхлипывать женщины ее свиты.
— Что же нам делать… Что же нам делать… — бормотала она, глотая слезы.
Из темноты раздалось хихиканье, и к свету вышел Имруулькайс — злорадно скалясь и сверкая глазищами.
Женщины поперхнулись всхлипами и прижались друг к другу.
Кот злобно рявкнул:
— Теперь вы все в нашей власти! Все, все до единого! От мала до велика! Твой муж, о женщина, оклеветал силат! Глупец! Сказал, что мы убиваем людей в скалах, а вы приносите нам кровавые жертвы! Ха! Я засуну Шамсу в рот его собственное сердце!!!
Женщина скорбно закрыла лицо рукавом:
— Я не знала об этом, о джинн. Прошу тебя, о благородный дух огня, не простирай свою ненависть на моих детей! Они не имеют части в злодеяниях отца…
— Хорошо, — сверкнул глазами джинн. — Хорошо. Я не убью твоих детей, о женщина. Не убью — при одном условии!
Госпожа Марида испуганно вскинулась:
— Каком, о благородный господин?
— Та женщина, которую спас князь, а также ее дети — они не должны пострадать!
— Это меньшее, что мы можем сделать ради искупления нашей вины перед князем сумерек! — закланялась женщина, ломая руки.
Имруулькайс рявкнул:
— Дура! Как смеешь говорить об искуплении! То, что я делаю, я делаю ради чести князя, обещавшего женщине безопасность!
А Тарег холодно сказал:
— Вы переправите женщину Аматуллу в безопасное место, снабдите всем необходимым, и будете содержать ее и ее потомство до конца жизни. Тогда, возможно, твои дети не пострадают.
Госпожа Марида покорно склонила голову. Нерегиль продолжил:
— Я поручил ваш город новому хранителю. Отныне над вами власть духа реки Герируд — почтеннейшего мирзы Масту-Хумара. Хотя, по справедливости, следовало оставить вас на милость аждахака, уцелевшего в скалах.
— Господин, о милостивый господин, мы несказанно благодарны тебе, господин… — женщина поползла по булыжнику, пытаясь ухватить Тарега за край накидки.
Нерегиль брезгливо отодвинулся, и тут все дружно задрали головы. Над площадью послышался свист очень больших крыльев, а рассветное небо на миг перекрыла здоровенная извивающаяся тень.
Пригибая большую рогатую голову, почтеннейший мирза Масту-Хумар приземлился на все четыре мощные лапы — длинные когти металлически брякнули о булыжник.
С шумом выпустив из ноздрей воздух, водяной дракон сел и подвернул хвост. И начал вытягивать длинную шею по направлению к фонтану.
Женщины задрожали и упали на свои лица.
— Дрянные у тебя подданные, Тарег, — сурово заметил господин Масту-Хумар.
— Теперь это твои подданные, почтенный мирза, — усмехнулся нерегиль.
Дух Герируда поднял пушистую башку к самому верху фонтанного столбика и принялся жадно лакать воду. Длинные как кинжалы зубы взблескивали и разбивали струю.
Джинн почтительно сидел у ног Тарега. Жрицы тоже сохраняли испуганное молчание все то время, пока старый седой дракон пил воду. Оторвавшись, наконец, от тугой струйки, господин Масту-Хумар повернулся в их сторону. Большие голубые глаза с поперечным зрачком моргнули.
Дракон сказал:
— Глупые смертные! Ждите новолуния. В ночь убывающей луны я приду на эту площадь, и вы поднесете мне дары и поклонитесь как духу-покровителю города.
— На голове и на глазах, господин! — согласно выдохнули женщины.
Потом дух развернулся к Тарегу:
— Я решил, что сам отвезу тебя в Харат.
