Так вот и получилось, что Фрагг, которого Дирк из последних сил перетащил на свой утлый плот, и Крысолов дальше путешествовали вместе. Их странствие продлилось немногим более десяти дней. Недолго, но запомнилось навсегда. Дирк собирал воду (на их счастье ночи оказались дождливыми) в свернутые жгутами полотняные моряцкие штаны, однажды на их плот плюхнулась стайка жирных летучих рыб. Но всего этого было удручающе мало, чтобы поддержать две жизни. Да еще Фрагг не приходил в себя… Дирк не раз отчаивался, видя его безжизненное, застывшее лицо. Но продолжал выжимать воду в полуоткрытый, пересохший рот шкипера, пытался согреть его, обняв и уложив себе на колени. На их счастье, Фрагг был оглушен, но не ранен, да и Дирк остался целехонек; так или иначе, кровь не сопровождала их путь и не привлекала к ним хищных рыб.
Последние два дня пути Дирк провел в каком-то забытьи. Что-то делал, на что-то уже не хватало сил и он терял сознание чуть ли не наполовину свесившись с плота. И надо же такому случиться, что ветра и течение пригнали их в арзахельские воды, и подобрал их сторожевой корабль…
Глава шестая. Лесные тропы
Амариллис проснулась от негромкого птичьего посвиста — какая-то птаха уселась на подоконник распахнутого окна и выводила свою немудреную песню. Девушка подняла голову, прищурилась… спросонья контуры предметов были невнятны, поначалу она даже не поняла, что это — раннее утро или поздний вечер? Птица, потревоженная проснувшейся, улетела, оставив по себе ощущение некоторой неловкости, будто ее согнали с законного места. Амариллис потянулась, села на кровати, потянула к себе разложенную на прикроватном сундуке одежду, до сих пор непривычно просторную. Подумав, накинула теплый плащ, — все-таки августовские утра прохладны, — и направилась в сад. Сова, по-видимому, все еще спала; вчера она допоздна не ложилась, ожидая приезда старшего сына. Скирнир должен был приехать на исходе августа, да не один, а с женой. Сова все сокрушалась, что Сыча нет дома и он, возможно, так и не успеет повидаться с сыном.
Девушка вышла на крыльцо, постояла с минуту, присела на верхнюю ступеньку. «Доброго утра», — послышалось снизу. Пробегавший мимо брауни выслушал ответное приветствие Амариллис, приветливо покивал ей и побежал дальше — хлопотать по хозяйству. Подумав еще немного, танцовщица вернулась в дом, и отыскала на кухне жену брауни, ту самую, что год назад помогала ее выхаживать.
— Доброго утра и теплого дня. Я собираюсь прогуляться — в лес, к Медвежьей Домушке. Сыч мне разрешил туда ходить, места там безопасные. Прошу, собери мне поесть… а то сейчас чего-то не хочется.
Брауни заулыбалась, кивнула и через минуту для Амариллис был готов маленький заплечный мешок, в котором лежали фляга с топленым молоком, белый хлеб и ломоть сыра. Как раз столько, чтобы подкрепиться, но не пропустить обеда.
К Медвежьей Домушке Амариллис ходила нередко. Впервые она набрела на это место, гуляя с Сычом по окрестным лесам. Орк почти потерял надежду научить девушку хоть как-то ориентироваться в лесу. «Городское отродье…» — ворчал он, — «Ты еще на муравейник сядь… Елку от сосны отличить не можешь, даром, что к Лесному клану принадлежишь.» Во время прогулок он пытался передать Амариллис хоть какие-то знания.
— И куда это ты повернула, а?
— Домой… — пожимала плечами танцовщица.
— Ну-ну… Пошли… Глядишь, к зиме до Краглы и доберемся. Ами! Мы из дому вышли в северную сторону. Значит, возвращаться надо в южную.
— Тебе виднее.
— Благодарствую за доверие. Ну, куда идти-то?
— Ээээ… Ммммм… К югу…значит, так. Ты говорил, что с южной стороны стволы деревьев порастают мхом… — но, бросив на орка взгляд, девушка поспешила поправиться, — То есть с южной они как раз лысые…
— А еще? — ехидно поинтересовался Сыч.
— Нуууу… У муравейников южный склон пологий, и ветки у деревьев длиннее. Так, что ли?
— Что ли так. Пошли уж…муравейник искать да ветки мерять. Вот же тропа, мы ею раз десятый проходим! Недотепа городская…
Однажды лес вывел их на небольшую поляну; поначалу девушку привлекли три причудливо сросшиеся сосны, она походила, оглядываясь, а потом, неожиданно для себя, направилась куда-то в сторону, по едва приметной тропке. Сыч быстро нагнал ее, ядовито интересуясь, не намеревается ли она поиграть в прятки или поискать съедобных грибов, и тут же предложил ей разжиться семейкой облепивших пень поганок. Но Амариллис даже не услышала его, она спешила выйти туда, куда ее властно и ласково позвали.
Этим местом оказалась обширная поляна, отмеченная немалой ямой, заросшей мхом. По краям топорщилось несколько кустов малины, пестрели разноцветы. Ничего особенного.
— Ты что, Амариллис? Нездоровится никак? — спросил Сыч, встревоженный молчанием девушки, застывшей на краю ямы.
— Ты как думаешь, Сыч, — не заметив его вопроса, сказала она, — что здесь было? Может, жил кто?
— Может, и жил. Только давно очень. Я, во всяком случае, ничего об этом не знаю. Тут окрест хуторов немного…
— Ага… — протянула Амариллис. Она опять едва ли слушала орка. — Можно, мы тут побудем?
И, не дожидаясь ответа, пошла по поляне, оглядываясь и прислушиваясь. Сыч не стал ей возражать и уселся рядом с кустом малины, обрывая мелкие сладкие ягоды. Походив немного, девушка вернулась и присела рядом с орком.
— Знаешь, Сыч, мне здесь хорошо. — Недоуменно сказала она. — Непонятно. Ты сам знаешь, я в лесу беспомощна, не особо мне уютно, даже страшновато бывает… а тут… Хоть ночевать оставайся!
Сыч глянул на Амариллис с насмешкой — прежде одна мысль отправиться на ночь глядя в лес заставляла ее боязливо ежиться, а тут вдруг расхрабрилась.
— Прям-таки и ночевать?
— Да. Знаю, ты мне не веришь, но я бы осталась.
— Ну, может, как-нибудь. Но не сегодня. Пошли-ка домой, смотри, солнце уже за верхушки клонится.
С тех пор Амариллис часто приходила на эту поляну; в последнее время реже, потому как идти до нее было неблизко, а Сова сердилась, если Амариллис уходила одна далеко от дома. «Мало ли что!..» — хмурилась она. Но сюда девушка предпочитала приходить одна.
Неторопливо (по-другому теперь не получалось) Амариллис спустилась с крыльца, поплотнее запахнула плащ и направилась давно знакомой тропой — через сад, через выгон, мимо редколесья, немного вдоль опушки — и в лес. На этот раз идти пришлось почти час (скоро мне полдня понадобится, чтобы сюда доползти, с неудовольствием подумала Амариллис). Растаял утренний холодок, плащ пришлось распахнуть, а потом снять и нести в руках. Выйдя на поляну, девушка сначала чуть зажмурилась от яркого света, а потом раскинула руки, уронив плащ в траву, потянулась, выгибая спину, и пошла, чуть — чуть пританцовывая, греясь, улыбаясь…
