- пожал плечами Саваж. – Мы не могли знать, он сам не знал.
- Не могли они знать. Сидят передо мной – один некромант, второй с наследственностью некроманта, и утверждают, что не могли знать. А подумать немного?
- У бабушки нет никакой наследственности некроманта, и ей ничего не делается, - возразил Саваж.
- Твоя бабушка, юноша, невероятное исключение из всех возможных правил, - сообщил профессор. – Впрочем, взыскание на тебя наложит именно она. – А тебе назначу я, - он сурово глянул на Леона. – Пять дополнительных занятий по физподготовке и пять часов работы в библиотеке. Придёшь к господину Вуату и скажешь – я прислал на отработку. И также в библиотеку к госпоже Оливии. Отработать до конца следующей недели. Свободны, проваливайте.
Эх, вздохнул Леон про себя. Не смертельно, но ощутимо, свободного времени и так мало, а не будет совсем.
Они переглянулись с Саважем и вышли, и уже из пустой сейчас приёмной в один длинный шаг добрались до мотоцикла.
- Если хочешь, отвезу тебя домой. Или сразу к Вуату? Он только рад будет, кровопийца, - невесело усмехнулся Саваж.
- Ну его, завтра, - отмахнулся Леон. – Домой.
Клодетт, как и все прочие первокурсники-боевики, очень удивилась известию о том, что Медведь попал к целителям, и главное – о том, что ему помогло. Потому что сама она хоть и не совалась никогда на изнанку мира, но знала о её существовании, и как нормальный выходец из целительской семьи, знала об опасностях, которые там только и ждут любого, кто не является некромантом. Или не некромантом, но каким-нибудь удивительным исключением – вроде Саважа с нужными генами или её собственного деда, который, будучи спрошен, ответил:
- Ну конечно же, случалось бывать. Приятного мало, но – ничего непреодолимого, особенно – если для чего-то нужно, - правда, потом он спохватился и добавил: - Но ты-то не суйся, поняла? А то знаю я вас!
Клодетт было не слишком понятно, что именно знает дед в данном случае, но она пробормотала что-то вроде «пока не собираюсь» и сбежала.
К Медведю они тогда все группой сходили в госпиталь – убедиться, что с ним всё в порядке. С ним и вправду всё было в порядке, мама сказала – ещё пара дней, и выпишут, он в её отделении лежал. И долго читала им с Филиппом мораль о том, что нечего заниматься глупостями, а к глупостям относилось всё, кроме учёбы. Но в этот раз по пунктам поименовали катания на скейтах и мотоциклах, хождение тенями и общение с некромантами.
- Мама, у нас на курсе шестеро некромантов, - рассмеялась Клодетт. – И наш преподаватель анатомии – некромант.
- Госпожа Кариньян не будет подбивать вас на всякие глупости, она взрослая разумная женщина, - сообщила мама. – А вот ваших мальчишек кто там вообще знает!
- Нормальные мальчишки, - сказала Клодетт как можно более весомо. – Мама, а почему ему плохо-то стало? Он же здоровый, как бык! Он после тотального осмотра хвастался, что быстрее всех прошёл, потому что у него никаких проблем!
- Индивидуальная реакция, - пожала плечами мама. – В остальном он здоров, и, как я понимаю, таковым и останется, когда уйдут последствия стресса. Но в тени ему категорически нельзя.
- Ну так можно и без теней прожить, - пожала плечами Клодетт.
Когда они сидели у Медведя в палате и рассказывали новости, пришёл его отец. Такой же большой и косматый, сразу понятно, в кого уродился Медведь. Господин Медведь-старший хмуро оглядел их всех, и сказал сыну:
- Говорил я тебе, нечего делать в этой твоей Академии! Пошёл бы в колледж, и там не было бы никаких паршивых некромантов!
Жанно Саваж, услышав это высказывание, холодно улыбнулся – он это отлично умеет – и ответил:
- Господин Долле, мой дед, герцог Саваж, некромант. Я буду вам очень признателен, если вы будете осторожнее в высказываниях.
Тот только зыркнул недобро и пробормотал что-то вроде «прошу прощения», а все они как-то разом поднялись и засобирались восвояси. Тому же Саважу нужно было ещё идти на отработку – на физкультуру, будто её мало, и в библиотеку, книги старые таскать. А Клодетт тоже нужно было идти… по очень странному делу.
А дело было в том, что после посвящения на неё посыпались предложения от парней. Вот просто диво дивное, никогда она никаким парням не была интересна, а тут вдруг заметили.
Ну да, она неплохо оторвалась тогда по танцам, и перетанцевала со всеми, наверное, кто там вообще случился и кто стоял на ногах, особенно это было актуально под утро. Там уже кто упился, кто ушёл домой, кто ещё куда подевался, и осталось человек пятнадцать, которые танцевали до утра, и если что и пили, то только воду из кулера в холле. А утром, когда Анриетта Лимура охрипшим голосом сказала – всё, ребята, спасибо всем – выжившие верещали, обнимались и ощущали себя совершенно счастливыми. Клодетт даже не поехала домой на метро, вызвала такси. Потому что не ощущала себя в силах даже дойти до станции. Филипп-то давно сбежал, и как она поняла – в общагу, в комнату к Даниэле, где они преотлично завершили вечер вдвоём. Он появился дома ещё позже Клодетт, такой же сонный и такой же довольный.
- Ну как? – спросила она.
- Вот так, - показал он большой палец.
Клодетт, конечно, было очень любопытно, но и так не слишком разговорчивый Филипп тут вообще не сказал ни слова. Всё хорошо, и ладно. Но не выпускал из рук телефон и всё время что-то писал.
Она, помнится, ещё подумала – а ей некому писать. Интересно, это хорошо или плохо?
Уже в воскресенье она смотрела на вопрос с другой стороны, потому что внезапно получила сообщение.
«Привет, это Давид. Как ты? Утром ты так быстро уехала»
Давид – второкурсник с боевого, и он был из тех, кто колбасился с музыкантами до утра. Интересно, а номер ему кто дал?
Она спросила прямо, и оказалось – её сдал Саваж, которому было сказано, что очень-очень надо. Ну ладно, и что теперь?
«Теперь» её слово за слово позвали погулять вечером, и она, недолго думая, согласилась. Ну интересно же!
Правда, по факту оказалось не так уж и интересно. Потому что Давид был воспитанным и внимательным, но больше молчал,
