И все-таки происходило это на самом деле или нет?
Она позволяла им погружать в себя их ледяные члены, касаться когтями ее грудей и при этом испытывала смешанное со страхом наслаждение. Им нравилось, когда она возбуждалась — они тоже тогда приходили в возбуждение, и они знали цену ее уступчивости. Возможно, они понимали, что когда-нибудь их встречам придет конец, ведь она не будет существовать вечно.
Поэтому Тула смертельно боялась, что они обнаружат ее отсутствие.
Это была бесконечно долгая ночь.
Она не могла понять, как Хейке и все остальные могли жить в этом доме в постоянном соседстве с жуткими чердачными существами, бродившими по всему дому. Но и Хейке, и Винга уверяли, что все прекрасно. Призраки никогда не причиняли им зла, наоборот, они присматривали за домом, и все благоденствовало и процветало под их покровительством. Люди здесь никогда не знали экономических проблем, и имению этому не было равных. И слугам тоже жилось хорошо, они с легкостью выполняли всю работу по дому и по хозяйству, не подозревая даже, что кто-то незаметно и тактично оказывает им помощь. Эскиль ни о чем не знал, хотя и говорил часто, что у него есть свой Ангел-хранитель. Ангелов здесь не было, но покровители имелись.
И, кстати, у Хейке и его семьи не было выбора. Однажды в результате жуткого жертвенного ритуала он вызвал духов, чтобы сохранить Гростенсхольм для своих потомков, — и это чуть не стоило жизни ему и Винге. Но много раз потом он думал, стоило ли это делать. В самом деле, призраки не причиняли им никакого вреда, тем не менее он жил в постоянном страхе, опасаясь того, что могло случиться. И после того, как с Тулой произошло нечто неописуемое… его предчувствия грозили стать реальностью.
Поэтому Хейке тоже не особенно хорошо спал в ту ночь.
И только под утро, когда уже забрезжил рассвет, Тула смогла настолько расслабиться, что к ней пришел сон — и то от изнеможения. Но даже эти несколько часов сна благотворно подействовали на нее.
Накануне вечером было решено, что Эскиль проводит ее. Ведь, во-первых, Винга хотела послать сына с поручением в Кристианию, это было чисто женское поручение относительно заказанной ею обуви. Во-вторых, Хейке хотел послать Эскиля в Гетеборг, чтобы собственноручно передать важное лекарство уехавшему туда пациенту. Ему не хотелось отправлять это по почте.
Так что у Тулы был теперь попутчик почти до самого дома.
Они решили отправиться верхом. Это было проще, чем ехать в медленно катящейся карете, да и Туле было бы легче продолжать путь одной, без Эскиля. У него не было времени провожать ее до самого дома, у него было много дел в Норвегии, но в любом случае он должен был позаботиться о том, чтобы последний отрезок пути она проехала в безопасности — такой наказ дали ему Хейке и Винга.
Но у Эскиля были другие планы. И он не торопился рассказывать о них.
Тула попрощалась с Гростенсхольмом. Рано утром, на рассвете, она еле слышно попрощалась со всеми. Она страшно боялась демонов, и Хейке чувствовал ее страх, не понимая до конца причин его. Ему тоже не хотелось, чтобы что-то помешало ее отъезду, он тоже чувствовал опасность. И он не переставал удивляться тому, что демоны помогли ей. Мысль об этом не выходила у него из головы. И он вспомнил, как к одной служанке Снивеля пристали четыре грозные фигуры, не делавшие никакой тайны из того, что они испытывают к ней эротический интерес. В тот раз они ничем ей не навредили. Но если Тула…
Нет, Хейке старался вытеснить эту мысль из своего сознания.
Когда Тула была уже готова к отъезду, Хейке протянул ей маленький кожаный мешочек.
— Вот, мой друг, здесь два снадобья из сокровищ Людей Льда. Я написал, для чего они предназначены, а также указал точную дозировку на листке бумаги.
Тула, знающая, с каким трудом Хейке освоил грамоту, благодарно улыбнулась и подумала, что постарается разобрать его почерк, даже если ей понадобится на это полжизни. Ведь этот подарок был для нее дороже золота!
— Но, — предупредил Хейке. — Не злоупотребляй этим!
— Разумеется, не буду, — сказала Тула. — Я уже это усвоила.
Хейке вздохнул.
— Когда на твоем лице такое ангельское выражение, Тула, я ожидаю самого худшего. Ну, прощай, моя девочка, и не соблазняй по дороге моего сына!
— У Эскиля иммунитет против моих дурацких затей, — засмеялась она.
— А у нее — против моих, — сказал Эскиль. — Просто мы не относимся к одному и тому же виду животных.
— Вовсе нет, относитесь, — сказала Винга. — Просто вы оба разумны. Еще одно кровосмешение среди Людей Льда было бы катастрофой!
— По-моему, хуже уже некуда, — заметил Хейке.
Они обнялись, всплакнули — и Тула с Эскилем отправились в путь.
Ее не покидал страх. Ей все время казалось, что демоны смотрят ей вслед. Она не помнила, есть ли на чердаке окна. Разве на крыше не было маленькой башни, сообщавшейся с чердаком?
Что, если они теперь стоят там, наверху?.. Ведь они могут преследовать ее повсюду, где бы она ни была, независимо от времени и места! А если они увидят, как она скачет прочь и тут же отправятся вдогонку? Или усядутся на коня позади нее? Нет, ей нужно было успокоиться. Но она не могла отделаться от этих мыслей. До каких пределов простирается их территория? До въезда в Гростенсхольм? Или дальше?
Она не думала, что дальше границ округа. Хейке как-то рассказывал ей, что все призраки в его доме — выходцы из этого округа.
Ворота усадьбы… до них еще ехать так далеко. По спине у нее бежали мурашки от страха. Эскиль повернулся и помахал рукой своим родителям, но она не смела оглядываться. Ни за что в жизни она не оглянулась бы назад!
Может быть, немного позже. Не надо гнать коня, а то демоны, которые, возможно, наблюдают за ней, Подумают, что она уезжает навсегда. Господи, что за неразбериха у нее в мыслях!
А вот и ворота. Они остались позади! Теперь она спасена?
Она не знала этого наверняка. Эскиль тоже нервничал, но по другой причине. И Тула еще не знала по какой.
Свой баул ей пришлось оставить в Гростенсхольме, поскольку они отправились верхом. Но лошадь была выносливой, так что все личные вещи она взяла с собой. А баул обещали передать ее родителям при следующей встрече.
Они выехали на равнину. Эскиль весело рассказывал о предстоящем им пути, но Тула отвечала немногословно. Ее лицо и все ее тело окаменело от подспудного страха.
Ей казалось, что они слишком медленно тащатся по равнине.
Наконец они достигли последнего холма, откуда открывался вид на Гростенсхольм. Эскиль остановился и оглянулся. Но Тула не осмеливалась это делать. «Я напишу письмо, — совестливо подумала она. — Теплое письмо, в котором поблагодарю за проведенное там время и проявленную ко мне любезность… Интересно, удивится ли Эскиль?»
