— Я бы на вашем месте не стала этого делать, — раздался откуда‑то сверху приятный женский голос. — Это яблоко своего рода праматерь всех яблок на земле, сорвете его, и все яблоки исчезнут.
— Как это? — моя рука замерла на полпути, но так легко сдаваться не собиралась.
— Так это ведь мировое древо. Прообраз всех деревьев на земле. И плоды его прообраз всех плодов на земле. Так что, сорвёшь с него что‑нибудь, оно навсегда исчезнет.
— Так что, эти плоды вообще есть нельзя?
— Можно, когда сами на землю упадут. Но я, сколько тут живу, еще ни разу такого не видела.
— Нда, — я опустила руку и села, постаравшись поудобнее устроиться на каком‑то камне, рядом с которым я спала.
— О, Алатырь нашла, бывает же, — восхищенно присвистнули сверху.
— Кого нашла? — я снова поерзала, устраивая свою пятую точку с максимальным комфортом.
— Алатырь камень, — весело пояснили сверху. — Он у нас вроде как центром земли считается. Кто его найдет у того любое желание сбудется. Но к тебе это не относится. Ты же вроде как Баба — Яга, если я не ошиблась. А Баба — Яга исключение из правила.
— Причем вечное, — зло пробормотала я, когда мои надежды в очередной раз были разрушены незнакомой собеседницей.
— А что есть желания? — сочувственно поинтересовался все‑то же голос. — Кстати, там внизу еще змей должен быть. Ты если его увидишь, не пугайся, он только с виду страшный, а так душа — человек, — при этой новости я нервно оглянулась, но змея не увидела. — Он в основном тут для охраны камня и дерева. Не поверишь, сколько охотников до желаний каждый месяц вылавливаем. Ничто их не останавливает. Вот уж действительно охота пуще неволи.
— Да уж, сложная у вас жизнь.
— И не говори. С тех пор как настоящая Баба — Яга сбежала, все наперекосяк пошло. Герои совсем от рук отбились, что хотят, то творят, никакого сладу с ними. И ладно бы с врагами да злодеями бились и девиц спасали, а то все норовят по миру попутешествовать, да найти того, кто всех желания вмиг исполнит.
— Прям не герои, а злодеи какие‑то, — вдохнула я, вполне понимая их желание. — А тебя, кстати, как зовут? — проявила я свою вежливость после получасового разговора.
— Алконост, — представился голос.
— Приятно познакомиться.
— Ну и какими судьбами к нам занесло Бабу — Ягу? — а эта Алконост явно не верит в туристическую привлекательность своего острова, куда можно просто прийти погулять.
— Вот, ищу птицу Гамаюн.
— И зачем вам эта нервная девица?
— Да, лично мне, в общем‑то, наверное, и не зачем, но знакомый помочь попросил.
— Кощей что ли? — хмыкнула Алконост.
— Он самый.
— Опять переворот какой‑нибудь планирует, и хочет чтобы Гамаюн песни вещие напела? — не то спросила, не то прокомментировала моя собеседница.
— Что‑то вроде того. Если я правильно помню, у него есть небольшие претензии к сыновьям царя Берендея.
— Вот беспокойная семейка. Все о благе государства радеют.
— Такие сознательные? — во мне проснулся воспитанный годами перестройки скептик, не верящий в чистоту помыслов ближних.
— Ну и это тоже. А как на мой взгляд, так совесть покоя не дает.
— А при чем здесь совесть?
— Совесть, она всегда причем, если ты человек порядочный, а не какая‑нибудь трехголовая рептилия, — Алконост сказала это с таким чувством, что я сразу поняла всю сложность ее отношений с Горынычем. — Ну а вообще это же из‑за Кощея Яга сбежала.
— Как из‑за Кощея?
— Да вот так. Из‑за старшего конечно, младший тогда еще совсем зеленый был и интереса для женщин не представлял. История там темная и местами совсем туманная, толком никто ничего не знает. Известно только, что Яга в старшего Кощея влюбилась. Сама ли от дурости или Кощей приворожил, или с зельем чего напутала, это не известно, известно, что влюбилась и ладно бы просто себе любила, никому не мешала, но она решила за Кощея замуж выйти, как всякая порядочная женщина. Что у них там не сложилось, тоже темный лес. То ли первая жена Кощея была против такого поворота, то ли сын его мачеху не взлюбил, то ли сам Кощей особого восторга по этому поводу не испытывал, только что‑то у них там совсем не заладилось, и однажды утром Яга сбежала. У кота ученого дорогу выведала, хотя это и не секрет, и сбежала. Думали сначала, погуляет, да вернется, особо и не переживали. Подумаешь одной больше, одной меньше. Год прошел, другой, она все не возвращается. Тут заметили, что ерунда какая‑то творится начала: то самолеты залетят, то туристы на опушке леса шашлыки жарят, то Иваны разные пойдут к Кощею в замок, а окажутся в каком‑нибудь супермаркете возле молочного отдела. Потом уж догадались, что это из‑за побега Яги случилось. Какая‑то там канва порвалась или узор нарушился, или вообще какие‑то квантовые нарушения произошли, в этом я не сильна. Только бросился Кощей Ягу искать, даже жениться на ней готов был, чтобы только вернулась, а поздно. То ли сгинула она, то ли от старости умерла, то ли вообще ушла в подполье, только все одно не нашел. Вот тогда‑то в своих умных книгах и вычитал, что можно оригинальную Ягу заменить ровно на три года. Три года замена хорошо справляется, молодцев там поит — кормит, за порядком следит, и все тихо — мирно, а через три года опять ерунда начинается и надо опять новую искать.
— Так вы такими темпами скоро всех переберете и никого не останется.
— Вот старший Кощей в вашем мире и сидит, все первую Ягу ищет, все надеется. А по — моему так у него уже на этой почве пунктик. Он и раньше был с легкими странностями, а тут и вообще свихнулся. И интриги эти политические его тоже из этого его чувства вины. Раскаявшийся злодей это, по моему мнению, страшная вещь. Он своим добром уже половину населения запугал. И все не угомонится. Жена от него через то ушла. Терпела сначала, а потом к родителям вернулась, никакой говорит любви не хватит его терпеть. Вот тебе и совесть.
— Опять во всех смертных грехах нашего Бессмертного обвиняешь? — раздался откуда‑то слева и сверху новый мелодичный голос. — Тебя послушать так хуже его злодея во всем белом свете нет.
— А вот и главная Кощеева заступница появилась, — съязвила моя новая знакомая. — Знакомьтесь, Гамаюн, птица вещая.
— На гладях бесконечных вод, закатом в пурпур облеченных, она вещает и поёт, — вспомнилось мне из недоученного.
— А к тебе как всегда от милого твоего дружка гостья дорогая пришла, — продолжала тем временем язвить моя собеседница.
— Правда? — послышалось взволнованное и из ветвей на меня глянуло красивое женское лицо в обрамлении длинных золотистых локонов.
