— Хорошо… — Я не видел причины, чтоб и в этом вопросе не довериться опыту Тени. Потом взглянул на Щека. Парнишка держался молодцом, хотя и видно было, что устал. Впрочем, как и я… — Еще один забег и отдохнем. Сдюжишь?
— Не маленький, — проворчал тот. — Сами не упадите…
— Но-но! — пригрозил я шутейно. — Яйца курицу не красят…
Хотел добавить еще что-то не менее остроумное, но и этого перла мужского остроумия хватило с избытком. Мои спутники некоторое время переваривали глубину мысли, а потом разразились громким хохотом. Мальчишка даже подвизгивал при этом совершенно как счастливый щенок, только хвостиком не вилял.
— Продолжить движение, — скомандовал я, дав им немного отсмеяться. — Бегом…
Мы, конечно, не умные лошади, которые сами убыстряют бег, зачуяв стойло, но тем не менее в предвкушении скорого ужина преодолели отделяющую нас от рощицы дистанцию почти в спринтерском темпе.
— Еще немного, еще чуть-чуть…
Вообще-то я никогда не страдал лишним весом, да и побегать любил. В части уверенно удерживал одно из мест на пьедестале во всех легкоатлетических соревнованиях, но сегодняшний марш-бросок утомил и меня.
Похоже, остальные чувствовали то же самое, поскольку прибавили ходу, но… как водится, хочешь насмешить богов, расскажи им о своих планах. До первых веток уже можно было дотянуться рукой, когда негромкий человеческий стон, донесшийся откуда-то справа, вмиг сдул с нас всю бесшабашность. Замерев на месте, мы развернулись лицом в ту сторону, откуда послышался тревожный звук, и замерли в ожидании.
Время шло, но стон не повторялся.
— Посмотрю? — шепотом спросил Тень.
— Давай… Только аккуратно.
Следопыт неторопливо двинулся вперед, внимательно глядя под ноги, прежде чем сделать следующий шаг.
На опушке, посреди поляны, поросшей, видимо из-за солености грунтовых вод, невысокой и какой-то блеклой желтовато-бурой травой, видимость оставалась отличная. Не то чтоб иголки собирать, но газету читать я бы попробовал, если бы такое изделие цивилизации мне вдруг случайно подвернулось. А под деревьями уже лежала густая ночь. К тому же из-за игры теней все предметы теряли привычные очертания и приобретали формы того, что подсовывает воображение.
Следопыт еще не углубился в рощу и на десяток шагов, когда стон повторился.
— Кто тут?! Отзовись?.. Ты где?
Тень пригнулся и дал нам знак сделать то же самое. Блин, как я сам не сообразил, что мы со Щеком отсвечиваем на фоне более светлого неба, как… ростовые мишени, вот как!
— Я здесь!.. Помогите…
Голос был очень слабый. Хриплый и прерывистый.
— Сейчас…
Тень на мгновение приподнялся, а уже в следующий миг метнулся в сторону и пропал с глаз.
Понятно. Я бы тоже так сделал. Если это засада, враг мог не выдержать и выстрелить, считая, что отвлек внимание. То есть выдать себя. Но рощица хранила тишину. Даже тот неизвестный больше не отзывался и не стонал…
— Идите сюда…
Тень говорил, не снижая голоса. Значит, и нам можно не опасаться.
— Ты где?
— Сейчас…
Зашуршали, захрустели ветки. Несколько раз щелкнуло огниво, и в воздухе заплясал небольшой огонек. Потом он опустился к земле, и посреди незаметной раньше полянки разгорелся небольшой костер.
— Щек… — Тень поманил парня. — Огонь за тобой. Пожара не нужно, но чтобы раза в три ярче горел.
— Понял… — Тот если и был недоволен, что его отодвигают в сторону от тайны, быстро сообразил, что яркое пламя необходимо. А потому рьяно бросился собирать хворост. И его стараниями на поляне с каждой минутой становилось все светлее.
Как только глаза привыкли к свету костра, первое, что я заметил — пара груженых доверху телег, стоявших на дальнем краю поляны. Мешковина на тюках вспорота, капустные головы и что-то помельче валялись вокруг, небрежно разбросанные, словно кто-то торопливо рылся в клади, выискивая там более ценные предметы, чем обычные овощи.
«Похоже, в этих местах война закончилась не для всех… Или не всем об этом объявили».
— Влад, иди сюда!
Тень стоял на коленях рядом с торчащей из-под земли лицом вверх головой и аккуратно откапывал ее, разгребая руками разрыхленную почву.
— Фига себе! — Перед глазами как по заказу возникла сцена из «Белого солнца пустыни».
— Помогай!.. Видишь, из последних сил держится.
— Вижу. — Я присел рядом и потрогал пульс на шее. Нитевидный, но тем не менее. — Долго он здесь?
— Судя по засыханию выкопанной земли, — следопыт огляделся внимательнее, — не меньше двух суток. Только яма какая-то странная…
— Понятно. Пульс слабый. Погоди, не толкай под руку. Надо дать ему напиться. Организм обезвожен совсем. Чувствуешь, какая кожа сухая и горячая?
— Ты ему поможешь?.. Как мне? — Тень поглядел на меня.
— Увидим. Не торопись. Может, он разбойник и заслужил такое наказание…
— Думаешь? — Тень замер, что-то прикидывая. Потом мотнул головой. — Нет. Это не люди. Обозники или стражники прирезали бы лиходея, и с концом. Тут что-то другое… Сейчас, отроем парня, я погляжу… Следы не соврут. Хоть и натоптано тут, как будто стадо по кругу гоняли…
— Разберемся. Если до нашего прихода не помер бедняга, то еще пару минут продержится.
Я снял с пояса баклагу с домашним квасом и приложил горлышко к губам неизвестного страдальца. Человек по-прежнему оставался без сознания, но как только влага оросила губы, глотательный инстинкт оживил его. Он пил долго и жадно, причмокивая, как младенец возле материнской груди. А когда оторвался от фляги, пробормотал: «Орки…» — и опять сомлел.
* * *
Тени не зря не понравилась яма. Раскопав незнакомца, все еще пребывающего без сознания, хотя уже с порозовевшими щеками, мы наткнулись на тела других людей. Всего в яме лежало восемь трупов. Семь — молодые мужчины от двадцати и до сорока лет и один годами постарше. Весь седой, хотя и не немощен.
Впрочем, совсем дряхлый старик в такой путь и не отправился бы. Большинство мертвецов в обычной крестьянской одежде, двое в кафтанах из двойной кожи вроде легкого доспеха, способного защитить только от ножа или когтей. Ну и свитка седовласого выделялась более добротным сукном и пошивом.
В общем и целом, судя по всем этим мелочам и разграбленным телегам — мы наткнулись на останки обоза купца средней руки, отправившегося в путь с работниками и парой охранников.
Вот только выживший мужчина в эту картину не вписывался.
Во-первых, у него на теле была не одна рана, как у большинства обозников, а целых шесть. Причем почти каждая из них смертельная.
