— Согласен, — кивнул маг. — Мне от людей скрывать нечего. Особенно от ветеранов Легиона. А там и в компанию к вам напрошусь. Возьмете с собой?
— Не ставь телегу впереди лошади, Тим Подорожник… — Я решил, что и командиру пора произнести свое веское слово. — Поживем — увидим… Полевой целитель — это важно, но мы тебя не знаем. Так что, как верно сказал наш следопыт, будем ужинать, знакомиться и думать.
Ужин — штука приятная во всех отношениях. И пусть мне сто раз напомнят, что вечерний прием пищи вреден для здоровья, пусть еще столько же раз процитируют древнюю поговорку о том, что завтрак надо съедать самому, обед разделять с другом, а ужин отдавать врагам, — я даже не почешусь. Тот, кто весь день на диване у телевизора провалялся, может следовать и таким советам, а каждый, кому доводилось прошагать и пробежать не меньше полета километров за светлое время суток, меня поймет. И завтрак, и обед — лишний вес. И никто в здравом рассудке перед марш-броском наедаться не станет. Другое дело — когда впереди маячит команда «Отбой»…
Вот только по совокупности факторов в сон после сытного ужина клонит, как от снотворного. Глаза слипаются, а рот просто разрывается и вот-вот вывихнет челюсть от непрестанной зевоты. Ну какие тут беседы? Самые говорливые кумушки и те разошлись бы по домам до утра.
Хорошенько подкрепившись и окончательно уверовав, что выжил даже в такой передряге, целитель Тим стал охотно рассказывал о себе.
Он действительно служил в Легионе, а когда император распустил вспомогательные части после заключения мирного договора, то с тремя боевыми товарищами осел в приграничных деревеньках. Двое — стали Защитниками, как я. Тим — продолжал заниматься целительством. А четвертый из компании — Велес Мох, триарий, мужчина в годах, чуть-чуть недослужившийся до ветеранского пенсиона, живет вместе с ним, на хуторе. Помогая по хозяйству и пасеке. За что Подорожник ему очень благодарен, поскольку мед и сотовый воск в медицине незаменимы, а самого целителя пчелы почему-то терпеть не могут. Видимо, пахнет он как-то неправильно, по пчелиному разумению.
Так они и живут. Линь Рыжий отстаивает в спорах интересы деревни Творожок. До сих пор ни разу не проиграв ни одного поединка и не позволив оркам увеличить дань сверх того, что положено законом. Добрило Тюфяк — не менее успешно противостоит посягательствам на свободы жителей Степной.
Промучившись в борьбе с дремотой до того места, когда Подорожник стал объяснять, что выбрался в путь с обозом скорее случайно, чем преднамеренно: травок целебных надумал в степи поискать — я предложил всем отдыхать. Мол, интересная беседа и разговорчивый спутник скрасят любую, самую длинную и трудную дорогу. Тем более что целитель Тим вполне серьезно набивался в попутчики. А плохо выспавшийся воин опасен как для окружения, так и для себя самого. Потому что тупеет и теряет сноровку.
— Верно говоришь, командир, — поддержал меня Тень. — Ложитесь, братцы, отдыхать. Подежурю. После полуночи подниму Щека. Перед рассветом сменю его еще раз. И не сомневайся. Я же и в Мрачной роще не был, и в могиле не лежал — силенок хватит. Да и отоспался я, пока ты хворь из меня не выгнал… На год вперед.
— Хворь? — заинтересовался Подорожник.
— Завтра… — тут же пресек я возможный очаг возгорания новой беседы. — Хорошо, Тень. Действуй. Но если перед рассветом почувствуешь, что можешь уснуть — поднимай меня без церемоний. Договорились?
Следопыт кивнул. Может, и хотел что-то еще прибавить, но дальнейшее меня уже особенно не интересовало. Сон навалился всей тяжестью, мягко и беспощадно подминая сознание, не оставляя ему ни единого шанса для сопротивления…
Я шел по песчаной косе, далеко выдающейся в море. Тонкая, выгоревшая под жаркими солнечными лучами, шуршащая под ногами полоска шириной всего в полтора-два десятка шагов уходила куда-то за горизонт, разделяя огромные емкости, наполненные самим Создателем — на море живой и море мертвой воды.
Справа от меня плескались самые обычные морские волны Азова. В меру загрязненные химическими и другими отходами жизнедеятельности человека, но все еще дающие приют и пищу множеству иных организмов крупнее инфузории туфельки. А вот слева…
Слева тяжело, едва переваливаясь с боку на бок, шевелились мертвые воды Сиваша. Места, в котором словно бы собралась горечь слез всего человечества. Ну или хотя бы той ее части, кому ближе сюда, чем к Аль-Бакр Аль-Маййиту. Легкий бриз, налетая с акватории Живого моря, навевал мысли о белоснежной яхте, стремительно рассекающей глазурь воды под раздувающимися парусами. О стайке любопытных и веселых дельфинов, поблескивающих лоснящимися черными боками, играющих в догонялки с собой и легким суденышком. От этого на душе становилось радостно и легко, как в тот вечер, когда я возвращался домой с первого свидания…
Но как только ветер менял направление, гниль разложения пачкала все, словно кто-то бесцеремонно и бессмысленно возил грязной половой тряпкой по чисто вымытому окну. И ликование сперва уступало место досаде, разочарованию, а потом и скорби по безвозвратно потерянному счастью.
«Все пройдет», — когда-то давным-давно, отчего многие даже не помнят по какому поводу, сказал мудрец. И как положено мудрецам, оказался прав… И не потому что та девушка больше не пришла на свидание, встретив и полюбив другого парня, а потому что первый раз — он единственный и неповторимый именно потому, что первый. Были еще многие встречи, свидания и мгновения счастья, но такой чистой, возвышенной радости я больше не испытывал ни разу…
Я понятия не имел, как и зачем оказался посреди Арбатской стрелки, куда и откуда иду и что ждет меня в конце пути. Обнадеживало одно — я шел по песку. И судя по тому удовольствию, которое испытывали босые ступни, песок считал меня своим. Раскаленный до белизны он не обжигал кожу, а ласково согревал, придавая сил и уверенности в том, что дойду. И что иду не напрасно. Там, за горизонтом, куда еще не достигает взор, меня ждут… С нетерпением и любовью.
— Командир, утро скоро…
Голос Тени вплелся в сновидение тихим шепотом волн и ветра так гармонично, что я не сразу понял.
— Поднимайся. Поговорить надо…
Я открыл глаза, с сожалением меняя панораму двух морей и песчаную косу на предрассветную, укутанную легкой мглой зелень рощи и аромат разогреваемой у костра кровяной колбасы. Запах все еще приятный, но уже ставший слишком привычным для возникновения неконтролируемого желания жрать, жадно глотая, даже толком не прожевав, истекающие горячим соком и жиром колбаски. Вот удружили гоблины. Чтоб такое царское блюдо в разряд обыденности перевести!..
