Ознакомительная версия.
Темный шар, разбрасывающий искры, мелькнул в воздухе.
И вновь — взрыв, пламя, грохот.
Столб огня и дыма ударил из груды человеческих тел и конских туш. Отлетели в сторону чей-то меч, разбитый шлем, оторванная нога… Теперь у Феодорлиха и Михеля шансов выжить было еще меньше.
Кони спешивших на помощь латинян шарахнулись в стороны. Два или три всадника из отряда Зигфрида упали. Однако сам фон Гебердорф, прикрывшись щитом, чудом удержался в седле и сумел справиться с конем. Молодой рыцарь настиг факельщика, срубил татарского нукера длинным мечом. Закричал что-то из-под шлема. Баронская свита тоже совладала наконец с перепуганными лошадьми и заслонила дымящееся месиво из тел, в котором должен был находиться Феодорлих — живой или мертвый. Тимофей видел: пробиться туда не было уже никакой возможности. И оставаться в лагере не имело смысла.
Взрывы больше не гремели. Латиняне приходили в себя, бреши в прорванном кольце начали затягиваться. Бельгутай Уводил за собой последних нукеров, и Тимофей присоединился к степнякам.
Татар было немного, до смешного мало их было по сравнению с несметной императорской ратью, подтягивавшейся к куреню. Но, сбившись в единый кулак, пуская на скаку стрелу за стрелой, воины Бельгутая расчищали себе дорогу. Им вдогонку тоже летели стрелы. Короткие арбалетные болты сбивали всадников и валили коней. И все же десятку посольских воинов удалось прорваться сквозь вражеские ряды.
Латинянские стрелы теперь не свистели над головой, но сзади нарастал шум погони. Оглянувшись, Тимофей увидел всадников, разворачивавшихся широкой облавной цепью. А со стороны императорского лагеря мчались все новые и новые преследователи.
Громкий гортанный выкрик-приказ Бельгутая перекрыл стук копыт. Татары, скакавшие плотной группкой, рассеялись, рассыпались в разные стороны. Все правильно: поодиночке сейчас спастись проще. Тимофей, однако, продолжал держаться Бельгутая. Князь наказал ему следить за ханским послом, и Тимофей намеревался исполнять повеление князя, покуда это было возможно.
Так, вместе — бок о бок, стремя в стремя с татарским нойоном, — они и нырнули в спасительный перелесок. Еще несколько минут бешеной скачки среди редких деревьев, и беглецы очутились в лесной чащобе — настоящей, густой, дремучей. Здесь пришлось попридержать коней. Хотя ночь только-только вступала в свои права, но под сенью пышных крон уже царил непроглядный мрак, и излишняя спешка могла только навредить. Во влажной тьме немудрено было лишиться глаза, свернуть шею себе или переломать ноги коню.
По ночному лесу от погони следовало уходить неторопливо и осторожно, полагаясь не столько на скорость, сколько на хитрость, доверяя не зрению, но слуху. Тимофей, в отличие от степняков, знал, как это делается. После непролазных ищерских чащоб он в любом лесу чувствовал себя как рыба в воде, а потому без особого труда ушел от преследователей сам и увел Бельгутая.
Звуки погони постепенно стихали где-то по левую руку. Ханский посол и русский толмач забирали правее.
Укромные леса и перелески закончились к утру. Внезапно закончились — как отрезало. Тимофей и Бельгутай едва успели остановиться под прикрытием обрывающейся зеленой стены. Но поводья оба натянули вовремя.
Впереди раскинулись обширные, хорошо просматриваемые луга. За лугами виднелись поросшие тенистыми рощицами холмы и овраги. А на полпути к ним шла… Погоня? Охота? Вооруженные всадники гонялись за мечущейся зайцем темной тенью. Маленький человечек, одетый во все черное, с невероятной скоростью бежал к лесистым холмам. Причем двигался он не по прямой, а непредсказуемыми зигзагами и стремительными рывками — из стороны в сторону, путая лошадей, не давая себя окружить. Преследователи старались заслонить путь к спасительным деревьям и поймать юркую тень в клещи, но пока им это удавалось плохо. Ветер доносил обрывки лающих команд на немецком.
Всадников было трое: рыцарь в шлеме-ведре и в гербах, изображающих запертые ворота, с ним два помощника-ловца. Судя по всему — оруженосцы. Еще один преследователь неподвижной кочкой лежал в траве — неподалеку от Тимофея и Бельгутая. Рядом валялась лошадиная туша и сломанный при падении арбалет. Видимо, беглец был не столь уж безобиден, как это могло показаться на первый взгляд.
Тимофей присмотрелся к убегавшему. Черные порты, короткий черный кафтанчик с длинными рукавами, широкий черный кушак. Удобная одежда, не стесняющая движений, вот только цвет… В черном наряде хорошо прятаться ночью, но при свете солнца да на зеленом лугу она слишком приметна. Потому и напоролся, видать, на латинянский дозор, бедолага. И на кой его через открытое пространство понесло-то? Стороной не мог обойти?
За спиной беглеца болталась небольшая сума и торчала прямая палка. Посох, что ли? Но кто ж таскает посох за плечами? Не проще ли выбросить палку, чтоб шибче бежать?
Еще больше Тимофей изумился, когда беглец оглянулся назад. Лицо над черным воротом было желтоватым и плоским как блин, с узкими глазками и маленьким приплюснутым носом. Степняк-татарин? Или иной какой бесермен? Но откуда взяться ему в латинянских краях? Уж не из ханского ли посольства?
Да, интересную… очень интересную добычу ловили конные германцы.
— Бельгутай! — негромко окликнул Тимофей.
— Вижу, — хмуро отозвался тот.
— Твой человек?
— Нет.
— Точно?
— Я своих людей знаю, Тумфи.
Тимофей кивнул. Уж на что степняки похожи друг на друга, но человека с таким лицом он среди татар тоже что-то не припоминал. Да и телосложение… Не было в посольской дружине столь худосочных и низкорослых воинов.
— Погоди-ка, Бельгутай, — вдруг полыхнула в мозгу неожиданная догадка. — А это, случаем, не… не тот, который… а?
Они переглянулись. Поняли друг друга сразу, без слов. А чего не понять-то? Феодорлих говорил, будто неведомый вор, проникший в Вебелингскую крепость, носил черные одежды и ликом смахивал на татарина. Так что вроде бы все сходится.
— А ведь, пожалуй, ты прав, Тумфи, — процедил Бельгутай. — Он это. Руку даю на отсечение — он!
Беглеца тем временем атаковали. Улучив момент, когда оруженосцы зажали-таки темную фигуру с двух сторон, ограничивая пространство для маневра, германский рыцарь направил коня на чужеземца. Опустилось поднятое к небу копье. Золоченые шпоры вонзились в конские бока.
Бесермен вовремя заметил опасность. Перестал метаться. Остановился. Рванул из-за плеча свою палку. Нет — не палку! Тимофей ахнул: в заспинном посохе, оказывается, укрывался небольшой меч!
Ознакомительная версия.
