— Довольно, — прервал ученый речататив ал-Ладина один из экзаменаторов, — довольно. Может, у коллег есть вопросы?
Вопросов не оказалось. Удовлетворен был даже мэтр Аурело, чей трактат ал-Ладин выучил почти что наизусть; правда, в сем сочинении мэтр не открыл всей правды о недуге и ни словом не обмолвился о таком явлении, как иммунитет к дыханию Арр-Мурра… но это было его право, право пережившего эпидемию.
Спустя полчаса довольный ал-Ладин выходил из зала. Его подготовка оказалась достаточной для того, чтобы его, минуя третий круг обучения, с обязательными службами в больницах для бедных, перевели сразу же в круг четвертый, предпоследний! Если так пойдет, то уже очень скоро он сможет получить степень практикующего доктора… Слава Вседержителю, что хозяин его младшей сестры столь щедр — если бы ни любовь к нему этой славной дурехи Лалик, да не деньги ан-Нумана — так и сидел бы он в отцовской мастерской, на куче опилок, и вытачивал бы резные столбики к паланкинам… Ал-Ладин прикинул — денег, данных ан-Нуманом, и подаренных сестрой вполне хватит, чтобы закончить обучение и обзавестись всем необходимым для начала. Юноша разулыбался, отвечая обступившим его мечтам, но почти сразу же оборвал себя, выпрямился и — это сразу же после экзамена! — направился в библиотеку, продолжить вчерашние изыскания…
— Так что же с корневищами кубышек? Амариллис, я второй раз повторяю вопрос, что случилось? — недоумевая, Венона наклонилась, заглядывая в глаза ученице.
— Извини, Венона. Сейчас скажу… ничего не понимаю.
— Да что такое, в самом деле?
— Ты сама посмотри. Вон там, рядом с кустом огненных лилий… видишь? ветряк.
— Ну и что тут особенного? в Эригоне мода на ветряки, тыкают, куда ни придется… этот еще ничего, изящный.
— Да не в этом дело. Высунься поглубже в окно… чувствуешь? какой ветерок приятный… и весьма ощутимый. А ветряк почему-то не крутится. Сломался, что ли?
— Не думаю, — Венона нахмурилась, — у госпожи Элиссы идеальный порядок повсюду.
— Тогда что? Ветер особенный, или как? Может, ему особый ветряк подавай? Впрочем, этих вертушек тут столько, на все ветра мира хватит. Ого, а это что?
Этот вопрос относился к череде непонятных восклицаний, донесшихся со стороны господской половины дома. Венона и Амариллис переглянулись, отложили свои занятия и направились туда.
Войдя на просторную веранду, выходящую в сад, артистки увидели и саму хозяйку дома, лежащую без чувств в деревянном кресле, и всех ее горничных (в количестве ровно пяти штук) — одна из них тщетно пыталась помочь госпоже Элиссе прийти в себя, остальные четверо рыдали, заламывая руки и закрывая головы передниками.
— Ну вот, полюбуйся, — вполголоса сказала Венона, кивая на плакальщиц, — учти, когда будешь знатной дамой… одна искренне преданная служанка стоит дюжины льстивых вертихвосток. И ведь Химена никогда не была любимицей Элиссы, так, обычная горничная… Осушите свои фонтаны, девицы, и потрудитесь объяснить, что здесь происходит.
Венона подошла к хозяйке, мягко отстранила Химену, помассировала обморочной виски, вынула из поясной сумочки металлический флакончик и сунула его ей под нос. Госпожа Элисса вздрогнула, застонала и открыла глаза. И тут же на ее лице отразился столь явный ужас, что Венона отшатнулась.
— Ветряки… Ветряки… — язык с трудом повиновался женщине, на лбу поблескивали бисеринки пота, а в глазах плескался безумный страх. Она силилась встать, но безуспешно.
— Кто-то сломал ваши ветряки? — с наилучшими побуждениями вмешалась Амариллис. — Ничего страшного, пригласите мастера, он их починит…
Похоже, ее даже не услышали. Девушки продолжали плакать, госпожа Элисса, вцепившись в плечи Веноны, пыталась что-то сказать. Наконец, ее бессвязные и нечленораздельные реплики обрели подобие осмысленной речи.
— Все ветряки в городе остановились… все до единого… так уже было, десять лет назад… а мы-то думали, конец этой напасти… Мои дети, все, все здесь…малышка Онар уехала, как хорошо… хоть она выживет.
Венона успокаивающе поглаживала дрожащие пальцы пожилой женщины, явно не зная, что же делать и чем ей помочь. В этот момент на веранду почти бегом влетел главный эконом, всегда почтенный и вальяжный, как гусак. Сейчас он был похож на насмерть перепуганного мышонка.
— Госпожа, Марчо только что с площади… ратушный ветряк заработал!.. Там люди из предместий, говорят, все их ветряки стоят, чуть ли не с полуночи. А большой вертится, еле-еле, лопастями блестит… смерти наши считает!… - и, взвыв напоследок, эконом умолк, глотая слезы.
Амариллис подошла к одной из рыдающих служанок; ее звали Ула, и с нею она почти подружилась, помогла ей разучить красивый танец к свадьбе (Уле сделал весьма завидное предложение мастер-шорник, хозяин небольшой мастерской), и наклонилась к ней поближе.
— Ула, ну будет тебе так убиваться… Я, правда, не понимаю, что происходит, но ведь у тебя есть жених — уж он-то защитит тебя от любой невзгоды… да что я говорю, он и пылинке не даст на тебя упасть, в карман спрячет и домой унесет!
Ула резко выпрямилась и горестно воззрилась на танцовщицу.
— О чем ты говоришь? Разве ты не знаешь, что Бранд умер? его убили…
— Кто?.. — только и смогла спросить ошарашенная Амариллис, видевшая Бранда не далее как позавчера.
— Не знаю… его нашли под городской стеной, недалеко от тракта, с перерезанным горлом… неделю назад. Как ты могла забыть?! Ты же помогала мне шить ему саван, мы вместе плели погребальные венки…
Девушки смотрели друг на друга плача, одна — от сердечного, неутолимого горя, вторая — от жалости и испуга. Внезапно Ула вскрикнула и прижала ладонь к груди.
— Ох… как больно… — и с протяжным стоном осела на пол.
Глава восьмая. Планы господина ратмана
…Вытяжной колпак камина в зале, где по традиции собирались члены магистрата, был украшен искусной резьбой; Сириан Мираваль, занимая почетное кресло ратмана, к которому вели две ступеньки, в который раз отметил про себя ее великолепие. Усевшись, он обвел взглядом собравшихся: весь городской магистрат в полном составе сидел за длинным столом, покрытым тяжелой синей скатертью. Глава таможни, смотритель складов, городской судья, смотритель лавок… богатые купцы, глава цеха ювелиров, командующий городским гарнизоном… давным-давно знакомые лица, такие мрачные и сосредоточенные сегодня… Сириан кивнул сопровождавшему его писцу, тот с почтительным поклоном приблизился к ратманскому креслу, подал первому лицу Эригона небольшую книгу в черном жестком переплете с застежками и отошел на свое место, за небольшую конторку по правую руку господина ратмана.