– Я уже смотрела. Ничего. Заживает как… как…, ну не знаю.
– Смотрела?
– Ну… перевязала было, – её почему-то передёрнуло. Ну да, "почему-то". Кишки реально мне выпустила. Кого же от такой картинки не передёрнет. Но что и как дальше?
– Это папа. Он закричал, что ма жива. И она на крик сказала, что глаза, словно слезами наливаются. Па закричал, что всё, как у него. Потом увидел, что с тобой…
В общем, когда санитары приехали, они обоих забрали. У па натура тонкая, артистичная. Вот он в обморок и свалился. А я, пока они ещё не приехали, тебя сюда затянула. Вот и выхаживаю.
– Не понимаю. Постой, дай въехать. Значит, маму со слезящимися глазами – в "Скорую", папу с обмороком – в "Скорую", а меня со вспоротым пузом – сюда, "выхаживать"?
Как эээ кота какого?
– Ну какого там кота? Почему?
– Ну, людей – врачам, а котов – сами выходим?
– Виталь, давай не будем. Тебя – санитарам? Ещё одну скорую вызывать потом?
– Загадками говоришь. И вообще – чего воркуешь? Чего не добила? Может, для того и оставила?
– У мамы, как и у отца, восстановилось зрение. И ещё – голос. Ты бы послушал!
– Рад за вас всех. И что?
– И отца и матери касался ты. Мы с па вспоминали. В тот вечер ты её не трогал, как-то при знакомстве обошлись. А отцу руку пожимал. А в этот раз – матери.
Значит, это ты?
– Ну, если так, давай тебя поцелую, чтобы мозги немного… А то с ножом!
– Но я думала, ты её, как Женьку и тех других…
– Я?
– А кто, я что ли? Ты что, совсем меня за дурочку считаешь? И кроме того… ну, видела я, Виталя. Уже два раза видела. Тогда, у скамейки… И ужасно испугалась.
Особенно, когда ты меня ещё схватил и поволок.
– Понёс.
– Угу. Оно, конечно, захватывающе, но я ещё не привыкла. Виталь, а ты можешь всё время быть вот таким?
– Каким?
– Ну, вот таким. Красивым. Стройным… человеческим, – осторожно погладила меня по лицу девушка. Я перехватил её руку, поцеловал. Тома немного напряглась, но ладошку оставила у меня на губах. И я начал потихоньку по этой нежной коже красться губами выше, выше, к плечу, к шейке, к щёчке, к чёлочке, к губкам…
Здесь девушка затрясла головой и отстранилась.
– А что я не всегда такой? – продолжил я начатую тему.
– Ты сам знаешь.
– Да сам я, – резко вскочил я с койки. И ахнул, вновь укутываясь в одеяло. Я был абсолютно голый!
– А что было делать? Вся одежда в крови и в этой… Ай! – её опять передёрнуло.
– И вообще, тебе же всё равно, правда?
– Что всё равно? Почему?
– Но это же всё не настоящее?
– Да… да ты что? Как это не настоящее! Ещё какое… Откуда ты знаешь, нет, откуда ты такое придумала?
Она обидела меня и озадачила. На что, на протез какой намекает? С чего бы? Если она, когда я лежал без чувств… дурота! Она же не такая! Или… Нет, брежу. Я потёр виски и вопросительно уставился на девушку.
– Ну ладно, – вздохнула она. – Хватит. Скоро па приедет. Я его убедила, что ему что-то почудилось. Но я то знаю. Давай на чистоту… Кто ты, драк?
– Дурак???
– Ну, хорошо… Действительно, неблагозвучно. Сократим по- другому. Дрон, а?
Пойдёт? Так то ты, дрон?
– Загадками говоришь.
– Всё. Хватит. Если не веришь, что видела, пойдём к компу. Можешь уже? Тогда вон, возьми, оденься. Это па покупал, – кивнула она на какую-то одежду. Не то маэстро был в хорошем настроении, не то тамара ему подсказала, но всё – от белья до майки оказалось "последнего писка".
– Ничего прикид, – обернулась на моё "готово" девушка. – Да и сам… Эх, это бы всё – и наяву. Ладно, идём.
Она включила довольно устаревший комьютер и пока он загружался, объяснила.
– Когда ма вдруг очнулась и сказала про глаза, а отец – что симптомы, аналогичные тем, что были у него, я поняла. Как громом ударило. А что и как делать – не знала. Ты уж извини – не знала, как вас, дронов, лечить. А потом и отец на тебя взглянул – вырубился. Ну, я к нему – обморок. Смотрю на тебя – не живой вроде. Тогда я за мобильник – и снимать!
– Подожди. Ты убила человека – и снимать?
– Человека? Да какого человека, в натуре? Ты меня ва-а-аще за дурочку принимаешь?
Во! Смотри! " Человек"! Как говорил один, не помню кто: "Матёрый человечище".
– Это Ленин про Толстого.
– Ну вот, смотри, Толстой, смотри! и за дурочку меня больше не держи! Вот! Вот!
И вот! А как тебе в таком ракурсе? И вот. Так что, хватит мне здесь…
– Постой… Это… что?
– Ты, милый мой дроник, ты! Вон там, на полу. Одежду свою узнаёшь?
– Я… да ты что? Ты что? Я???
– Ну, когда ножом тебя ударила, с тебя вся эта… эээ… маскировка сразу и съехала. Показался во всей красе без макияжа и педикюра.
– Ерунда какая-то… Какая-то ерунда…
– Постой! ты куда?
– Я же говорю – ерунда какая-то…
Я вышел из квартиры. Под ногами покачивалась лестничный марш с надписями на стене:"Томка – дура" и "Я тебя люблю!" Давно не красили. судя по надписям – с детства до юности девушки. Опираясь время от времени о перила, я спустился вниз и побрёл куда-то, пытаясь собраться с мыслями. Но ведь ерунда какая-то! Повторяя этот рефрен, я добрёл до той самой скамейки – подальше от всех, плюхнулся на неё.
Поискал по карманам сигареты. Как же, в новой одежде! Да нет, вот же! Переложила из моёй. Моей! Да, та жуткая тварь лежала в моей одежде. Оскалив пасть с острыми клыками. А из распоротой рубахи текло что- то зелёное. Зелёное? Вон, тогда на этой же скамейке оставалась какая-то зелёная пена. Но нет, всё равно ерунда! Но не я это, не я! Бред! Или сон? Это где я уснул до всего этого? Ага, в гостинице.
И это всё снится от того пойла, которым меня приветила коридорная. А те дырки на шеях у ночных гостей вполне могли бы теми зубками, что на фото… Бред! Да бред же! А память услужливо показывала мне фотографии монстра во всех ракурсах. Тогда ясно, чего те наркоты здесь повырубались. Но тогда понятно, почему и в камере…
И почему следак рехнулся. Всё объясняется. Объясняется? Ну не хрена себе – объясненьице! А что, лапу помнишь, тогда, когда Эльвиру пытался развязать? Я посмотрел на обуглившийся фильтр. Закурил следующую. Значит… Значит, при… да, при опасности я превращаюсь в какого-то монстра? "В какого-то"! Мягко сказано. А потом, когда опасность миновала или там, разборка окончена – опять в свой облик? Такое объяснение немного успокоило. И Тамара подошла. Девушка села рядом. Заглянула в глаза. Осторожно погладила по щеке.
– Но ты же добрый дроник, правда? Ты моих па и ма исцелил. Это ведь ты, правда?
– Не знаю, Том. Если честно, то и не думал даже. Только пожалел.
– Видишь, только пожалел, а они уже и прозрели. Па звонил, маму скоро выпишут.
Спасибо дроник.
– Что ты такое выдумала? – перехватил я её руку. – Что за "дроник"?
