— А нормально, если бы у нас выросли рога? — удивилась из-за моего плеча Галя-Галчонок.
— А с экрана простер руки Бог, — развеселился Сашка Буратино и, пытаясь изобразить картину, протянул руки к Джумбо-Ване и пробасил. — Здравствуйте, разноцветные дети мои, приветствую вас в другой реальности.
— Другой не нада, Сережья, — забеспокоился зулусский вождь. — Давай обратно, давай, где я царь и вождь, да.
— Все в наших руках, Ванюша, — я подмигнул Гале-Галчонку, приглашая к розыгрышу. — Галочка, ты уже скучаешь без подружки Джуди?
— Очень бы хотелось увидеть напарницу, — не глядя на Джумбо, лукаво улыбнулась Галя, — как она в покинутой реальности, не обижают ли мужики-здоровяки хрупкую девушку?
— Командир, поворачиваем? — с экрана больнички-изолятора глаза наивного Кольки-стажера заблестели радостной надеждой.
— Больным слова не давали, — пошутил Сашка Буратино.
— Не больной, а выздоравливающий, — разулыбался во весь рот Колька. — Так поворачиваем?
— Эй, Сережья, давай не надо, — при воспоминании о Джуди Нигерскиллер к зулусскому царю вернулись прежние страхи, и лицо заметно побледнело. — В этот пространство посмотрим-поищем планет, как Вуди-Руди.
— Маша, — я постучал пальцем по микрофону. — Пригласи своих на объединительное совещание. Теперь нам волей-неволей придется взаимодействовать, хотелось бы согласия в общей работе.
Девушка повернула лицо в мою сторону медленно и болезненно тронула рукой правый висок, — мигрень у девушки — шанс у рыцаря. Торопливо послал мысленную волну, и Маша устало прикрыла глаза; видимо, давно терпит.
— Маша, слушай меня. Головная боль — это серьезно. Сядь свободно, глаза не открывай. Представь покачивание моих ладоней у висков; стою позади, и ты чувствуешь тепло на коже; прихватываю боль ладонями и качаю, она качается вместе с движениями моих рук, поднимаю и плавно убираю в сторону, будто корону. Не открывая глаз, прислушайся к себе. Все.
— Никто не просил, — Маша облегченно радостно крутилась в кресле, но на меня посматривала по прежнему настороженно. Упрямая девушка. Я «перещелкнул» канал на «интим», исключая экипажи из разговора и перешел на воркующий полушепот:
— Не оценила старания, а у меня руки лечебные. Мог бы хорошие деньги зарабатывать бесконтактным массажем, — пытался закрепить победу.
— Отличный кусок хлеба на старость, — отрезала Маша, — когда из космонавтов за несоответствие выгонят.
— Извини, Машенька, за тупость и нечуткость. Не сообразил, что ты через столько разделяющих километров можешь не расслышать моего утробного нежного мурлыканья. Поверь, оно было и есть, и сейчас выгибаю спинку и пушу шерсть на загривке в ожиданиях следующих прикосновений. Я тебя чувствую, — это факт. А ты грубиянка, надежное мужское плечо отталкиваешь.
Машенька забавно изображала взрослость и строгость, и я не упустил случая позабавиться, поиграть с девушкой, как кошка с мышкой.
— Дожидаюсь встречи, предвкущая плавное кружение в медленном танце под звуки полузабытого, но сладко волнующего шлягера.
— Похоже на плебейские пошловатые изыски, — снисходительно улыбнулась Машенька, — приличным девушкам ближе «Сказки Венского леса».
— А вот этого не надо, — строго оборвал и сопроводил отсекающим взмахом «музыкально эстетическую отрыжку утонченной курсистки». — Ты умная, красивая все понимающая, но, когда включаешь дворянско-снобистские закидоны, во мне вскипает пролетарское самосознание; и голоса героических предков вновь зовут к борьбе за свободу и равноправие.
Совершенно растерявшаяся девушка, не зная, что ответить на неожиданный спич, смотрела виновато, и я с удовольствием продолжил «экзекуцию»:
— В очередной раз убеждаюсь в правоте революции, погрузившей однажды на пароход и вышвырнувшей лучшую часть соплеменников, с голубой кровью и белой костью, за пределы страны.
— Допускаю, — Машенька закраснела до слез и готова любыми средствами компенсировать мои «уязвленные пролетарские амбиции». — Правящая верхушка допускала элементы барства и снобизма, но в свободном мире это считается пережитком. — В смущении девушка выглядела трогательно красивой.
— И тем не менее вылезает иногда, — заканчивая игру, добавил в голос легкие примирительные нотки. — Предлагаю дообсудить антогонистические противоречия при личной встрече и окончательно сблизить позиции и закрепить отношения дружеским сексом.
Машенька вновь покраснела и оскорбилась, — что и требовалось доказать. Правду сказать, медборт «Онтарио» для нас обуза, и в другое время я с легким сердцем предоставил американцу свободу множить ошибки, но из кресла первого пилота нарочито хмурилась, изображая опытного взрослого космонавта, Маша-Машенька-Машулька и часто трогала и поправляла на шее голубые и розовые бусы — мои неоплаченные секс-векселя, а я мальчишка обязательный и всегда возвращал долги. Интересно, знала ли девушка «цену вопроса»?
— Даже не надейтесь давить и управлять, мужскому шовинизму нет места на американских кораблях, — негодующая Маша пулей выскочила из кресла, и мой мужской экипаж торопливо направил глаза в экран сенсосвязи.
При стройной тонкой фигуре массивные высокие бедра велосипедистки или конькобежки, возбуждающе обтянутые блестящей голубой тканью комбинезона; аккуратные высокие грудки-яблочки, чутко вздрагивающие на каждом движении, и строгие, широко расставленные серые глаза над прямым тонким носиком и пухлыми резко очерченными губами. Джумбо даже застонал, плотоядно облизываясь.
— Сережья, попроси, и Анжела встанет…
Зулус Джумбо при каждом сеансе связи торопливо придвигался к экрану и начинал с объемной Анжелой нескончаемый воркующий диалог со страстными взглядами и обещающими причмокиваниями.
— Машенька-солнышко, прими уверения в почтении, но мы вместе попали в трудную ситуацию, — я игриво подмигнул девушке и на чистом глазу соврал. — Без вашей помощи нам не выбраться. Поработаем вместе?
— Нет! — твердо возразила Маша, — Америка не бросает свои корабли, и мы уже связываемся с рейдером «Техас». До встречи.
Картинка рубки на экране сенсосвязи замерла и начала распадаться на множество разноцветных квадратиков. Монитор кругового обзора отразил вспышку запускаемых маршевых двигателей медборта «Онтарио». По широкой дуге развернув корабль, девчонки двинулись в обратный путь.
— Дуры, — на этот раз негативно отозвался об американских космонавтках Сашка Буратино. — Не осмотрелись, не подумали. Пошли бы за нами и выбрались без проблем.
