Книги в его комнате каждый раз обретали новые названия и авторов, как только часы переворачивались нужное количество раз и магистр вновь приглашал его к обучению. Сарвилл уже потерял счет словарям, сочинениям, исследованиям и множеству других книг, которые успел прочитать от корки до корки за это время. Но с волшебным песком можно было справиться только так — изучая все, что написано внутри этих хранителей знаний.
— Ешь, — приказал магистр страннику. Затем дождался, когда тот приступит к трапезе, и заговорил: — Теперь ты можешь правильно управляться со своими способностями. Но чем сильнее ты становишься, тем чаще мысли о побеге будут возникать у тебя в голове. И поэтому я должен помочь тебе распрощаться с ними.
— Попробуй, магистр. Но раз уж мы говорим начистоту, уже сегодня меня не будет в твоей башне, — твердо и смело заявил медведь.
Он не видел лица магистра, прячущегося под капюшоном, и не мог понять, высмеял ли тот мерзкой ухмылкой его смелость или смутился. Быть может, тень страха накрыла его лицо и он в тревоге и спешке принялся обдумывать возможные пути развития событий.
— Тогда ты будешь так любезен предоставить мне последний разговор?
Странник промолчал.
— Благодарю тебя. — Жрецы все так же, как в тот первый день, молчали, сидя за столом и давая силу своих голосов своему повелителю. — Ты уже думал, сколько людей там, снаружи, погибло из-за того, что ты был волен делать то, что тебе вздумается? Неужели ты настолько жесток, что и сейчас готов вырваться на свободу, чтобы продолжать творить зло?
— Говорят, в этом мое предназначение, — холодно процедил медведь, припоминая разом все те мысли, которые неустанно преследуют его в стенах этой башни.
— В чем твое предназначение? Возглавить армию магов и стереть с лица земли множество поселений обычных людей, которые не хотят страдать?
— Если ты хочешь вызвать во мне злость, магистр, то можешь не утруждаться. Когда я буду убивать тебя, я не испытаю каких-либо эмоций.
Короткая усмешка вырвалась из спрятанных в тени губ Магистра Стихий.
— Магам с твоей силой категорически запрещено быть на свободе. Мы несем только разрушения и смерть. Ты не ослышался. Я не обвиняю тебя или кого-либо конкретного во всех бедах, происходящих на Неймерии. Я просто хочу сказать, что без магии жизнь там, снаружи, гораздо безопаснее и счастливее. Не лучше ли остаться властелином Башни Стихий и усмирить свой пыл до тех времен, когда твоя помощь действительно понадобится этому миру? Когда ты должен будешь выйти против угрозы всему живому на материке.
— А с чего ты взял, что сейчас снаружи ничто не угрожает людям и нелюдям?
— Позволь я покажу тебе кое-что.
Магистр навел свою костлявую ладонь на стену, и белый камень стал мутнеть, превращая пространство перед глазами странника в картину, внутри которой все оживало.
На картине была деревенька, незнакомая Сарвиллу. Светило солнце. На берегу небольшого прудика смеялись дети, играя в догонялки. Недалеко паслись козы, а черные как смола кони пили из корыта воду, размахивая своими хвостами.
— Погляди. Это мать купает своего ребенка. Радуется новому дню. Раньше она думала, что не может иметь детей, а совсем недавно родила первенца. Видишь, как он улыбается? Есть ли ему дело до войн, которые замышляют властелины разных королевств? Нет. Он хочет лишь чувствовать тепло объятий своей матери. Чувствовать, как она берет его на руки и укачивает. Даже когда у него прорежутся первые зубы, доставляющие жуткое беспокойство, все, что ему будет нужно, — любящая женщина, давшая ему жизнь. А теперь посмотри туда. Собака приносит своей хозяйке палку вновь и вновь, когда та выбрасывает ее как можно дальше. Животное виляет хвостом. Ты же знаешь, что это значит?
Странник не ответил.
— Собака испытывает радость оттого, что девушка с ней играет. Вечером она придет к ней в постель и согреет. И этому псу ничего не нужно для счастья больше, чем у него есть. А здесь, видишь? Этот крестьянин нарвал полевых цветов и бежит подарить их обворожительной хозяйке той самой собаки. От того, что случится очень скоро, у него сильно колотится сердце. Он не боится, его волнение означает то, что он трепещет в предвкушении этого события. Все, что нужно, чтобы быть счастливым ему, — всего лишь улыбка девушки, которой он подарит эти цветы через несколько мгновений. Я хочу сказать, что люди счастливы, понимаешь? Они счастливы и без твой мести, твоих амбиций и силы.
Магистр Стихий щелкнул пальцами.
В один миг солнечное небо окутала тьма, но все детали этой волшебной картины до сих пор были видны, как в самый полдень. Тела играющих прежде детей бездыханными и гниющими трупами рухнули на землю. Мать оплакивала обгоревшее тело родного ребенка, а собака душераздирающе скулила над телом своей хозяйки. Она все так же пыталась отдать ей палку, чтобы та бросила ее вновь, но хозяйка упрямо не брала любимую игрушку животного. Ветер трепал перекатывающийся по тропинке брошенный букет из полевых цветов.
— Вот то, чему ты так легкомысленно пытаешься дать свободу.
Странник безмолвно всматривался в магическую картину.
— Магия — зло, — наконец заключил магистр. — Несмотря на то, что мы можем творить с ее помощью необыкновенные чудеса, она всегда оказывается смертельно опасной. Тысячи людей Генора Уйлетана умирали от эльфийской магии в битве за Неймерию, Последняя Война Ордена Защитников против волшебников унесла жизни еще десятков тысяч. Магия не что иное, как камень преткновения между чародеями и существами, не способными творить ее. Скажи мне, Сарвилл, разве я не прав?
Магистр медленно указал на стену, и его рука застыла.
— Ты считаешь, что я лучше выберу оказаться извечным заложником башни и кормом для твоих магов, изобретающих здесь непонятно что? Непонятно что, способное сотворить подобное. — Взгляд странника упал на мрачную стену, где все фигуры и образы застыли, подобно руке мага.
— А что мы изобретаем? Ты же даже не знаешь, чем мы занимаемся в Башне Стихий, и уже готов сжечь меня заживо. Слушай внимательно. Мы хотим истребить магию. До конца. Чтобы от нее не осталось и следа. Не думал ли ты о том, что, когда магия перестанет существовать, наступит мир? Мир, в котором все будут равны и больше ничему не придется делиться на черное и белое.
— Не считаешь ли ты, магистр, что исключительно магия причина распрей и войн? Тебе ли не знать, что человек извечно будет истреблять эльфов и гномов, а те, в свою очередь, насмерть стоять перед порабощением?
Магистр странно промолчал.
— Теперь ясно, какой будет ваша следующая цель. — Сарвилл бросил столовые приборы на тарелку перед собой.
— Послушай меня, медведь. То, что ты слышал об умирающих магах в стенах этой башни, — правда. Но мы делаем это ради того, чтобы исцелить волшебников всей Неймерии от способностей, но сохранить им жизни. Одну жертву сегодня мы готовы отдать ради сотни спасенных жизней завтра. Понимаешь?
— У каждого владыки на Неймерии, идущего войной и оставляющего за собой горы трупов, имеется не менее ловкое оправдание своих гнусных поступков.
— Будь другим.
— Что?
— Найди способ избавить мир от магии без жертв. Ты волен сам выбирать путь, после того как наследуешь мою великую миссию. Я говорю лишь о том, чтобы ты остался в башне и защитил от себя Неймерию.
— Но… — странник заикнулся.
Медведь не говорил какое-то время, словно собираясь с мыслями.
— Как же много могут слова, — начал наконец он. — Я пришел сегодня с одной-единственной целью — убить тебя и сжечь эту проклятую башню, и вот мы просто беседуем, и я уже не считаю тебя достойным смерти.
Лицо магистра, скрытое тьмой, наверняка вновь довольно улыбнулось, но в который раз Сарвиллу приходилось лишь догадываться об этом.
— А как же оружие, о котором так часто в Дастгарде гласит глашатай? — спросил медведь. — Оружие, созданное с помощью магии, но подвластное королевской воле. Которое вы годами сооружали здесь.
