— Неужели это все сейчас пришло мне в голову самому и никто не посоветовал мне этого? — спросил он сам себя, давно привыкнув к собственному одинокому голосу, часто читающему вслух, чтобы развеселиться в особо скучные моменты в книгах. — Еще пару мгновений — и я посмотрю. Хочу продлить этот момент.
Он медленно закрыл глаза и глубоко вдохнул.
— Ты готов, — послышался один из голосов магистра.
Странник поднял стеклянные удивленные глаза, но не смог произнести ни слова.
— Теперь ты готов, — повторил голос магистра. — Приведи себя в порядок и спускайся к обеду. — Тень мага вновь исчезла в дверном проеме.
— К обеду? — еле слышно проговорил медведь. — Но за окном же ночь…
***
С тех пор как Сарвилл спустился к обеду, казалось, прошли годы, а иногда чудилось, наоборот, что минула лишь пара недель. Магистр Стихий со странником был вежлив и учтив, но хладнокровен и строг. Он пробуждал его ото сна, когда наступало время браться за учебу, и выгонял в свои покои, когда заканчивался урок. Свирепел, когда все обучение шло насмарку и медведь никак не мог уяснить какого-нибудь простого правила, а также холодным и спокойным голосом хвалил во времена успешных заклинаний. И так было каждый раз, когда за окном его комнаты проглядывало солнце и вещало о наступлении нового дня.
— Не теряй концентрацию! — сдержанным голосом, переходящим в крик, приказывал магистр.
Вокруг Сарвилла витал рой насекомых, жаля его лицо и тело. Сквозь эту тучу было видно лишь ноги странника и правую руку, держащую в своей ладони обузданный языками пламени магический шар.
— Он уже тухнет, медведь! — продолжал сотрясать воздух Магистр Стихий.
Тут шар сорвался с ладони, врезался в стоящий впереди частокол из канделябров, а огонь тут же перепрыгнул на сундук и письменный стол, заваленный различными свитками. Магистр одним движением руки затушил все, что вспыхнуло после прикосновения магии — к высокому потолку, украшенному различными узорами и рисунками, потянулась еле заметная струйка дыма.
— Ты проиграл, — совершенно спокойным и равнодушным тоном на этот раз произнес властелин башни.
Туча из насекомых тут же развеялась, и из-за нее показалось раздосадованное и покрасневшее от укусов лицо медведя.
— Но… — хотел возразить странник, но вместе с роем насекомых исчезла и фигура в черной мантии.
Сарвилл чувствовал, как в нем закипает кровь. Как что-то неизведанное и могущественное рвется наружу в нетерпении явить миру свою силу. Он почти забыл о друзьях, которых спешно потерял в Дастгарде и которых, если бы Боги дали ему второй шанс, он ни за что бы не подвел теперь, когда более мудрые мысли захватывали его разум прежде эмоций.
Иногда он вспоминал о сестре и матери, которые гордились бы сейчас им и его способностями, благодаря которым в мгновение ока он мог превратить целый шкаф в пепел или сотворить такое пламя, которое сожрало бы их родную лачугу в Медвежьем квартале, не успели бы они моргнуть и глазом. При воспоминаниях о всех этих людях в его грудь забивалась тоска, способная расшевелить то ледяное сердце, которым он обзавёлся за время, проведенное на вершине Девичьей Горы.
— В терпении твоя сила, медведь, — на одном из уроков твердил маг, стоя подле странника, но не прилагал никаких усилий для того, чтобы помочь ему.
Шило, торчащее из пола, насквозь пробило ступню ученика. Кровь просачивалась наружу, изливалась по ноге и растекалась по каменному полу, словно река, вышедшая из берегов. Однако большой валун, охваченный пламенем, продолжал накаляться и краснеть.
— Держи, — спокойно говорил маг, понимая, что успех близок. — Как только станет он цвета гобелена, что висит у камина, так и позволено будет тебе закончить заклинание.
Пот катился по лбу чародея, творившего заклинание, жег глаза и капал на окровавленную конечность. Вены разбухли от чрезмерного напряжения всех мышц на теле, и казалось, если сейчас магистр перестанет говорить, то стук сердца Сарвилла разнесется по всей Башне Стихий.
Пламя то раздувалось, то принималось затухать, но в тот момент, когда любой бы уже решил, что огонь гаснет, синие языки вздымались с новой силой, разнося жар по всему залу. В один момент огонь исчез, не оставив за собой даже искры.
— Всего лишь почти… — разочарованно произнес магистр и испарился вслед за огнем.
Странник часто думал о теперь вечно молодой принцессе Лиане. Проклинал себя за то, что не свернул тогда со Змеиного Тракта и не отправился вместе с ней в Творс, где бы сейчас они были счастливы и живы… Это воспоминание бередило его раны и навевало минуты печали. Он проклинал себя за то, что был так глуп и не верил в то, что Ноэми без его помощи сможет постоять за себя и выбраться из плена. Ведь сон тогда, в Лисохвосте, предупреждал его. Она сама в этом сне обвиняла своего спасителя в том, что он пришел. И все-таки медведь вновь поступил по-своему, расплатившись в конечном итоге за свою глупость кровью близких и одиночеством.
— Где ты, маг? — на одном из занятий странник обращался в безликую темноту, встретившую его, как только за спиной захлопнулись тяжелые дубовые двери.
Никто не откликнулся. Он осторожно сделал шаг вперед.
— Эй! Ты слышишь меня? — Но в ответ вновь звучала лишь кричащая тишина.
Сарвилл поднял ладонь и попытался сотворить светоч, которому должно было освещать путь. Но магия не поддалась. Он сильно удивился, забыв времена, когда подобное заклинание было для него чем-то невероятно тяжелым — в последнее время он мог творить такие огоньки, едва подумав о них. Здесь явно что-то намеренно пыталось помешать ему.
Сконцентрировавшись на заклинании, медведь повторил попытку. Тщетно. Было ощущение, что он упал в глубокую яму и каждый прыжок к краю позволял ему лишь слегка ухватиться за уступ, но пальцы все время соскальзывали, сползая вслед за телом обратно в бездну.
Тогда он стал продвигаться вперед, чувствуя, что что-то обессиливает его. Через некоторое время он уткнулся в стену. Слева и справа также оказались препятствия. Тупик. Еще до приезда в Башню Стихий, попав в такую ловушку, он без оглядки кинулся бы обратно, наплевав на осторожность и смысл всего, что происходило. Но сейчас. Сейчас медведь прислушался к тишине и оставил свое тело, погрузившись в размышления.
Чего магистр добивается? Это лабиринт, а значит, выход в полной темноте искать можно до самой смерти. Здесь нужен свет, но что-то убивает магию еще до ее рождения среди этих стен. Трит? Не может быть лабиринта из трита среди магической башни. Само сочетание этих слов в одном предложении кажется безумием и жутким кощунством по отношению к тому или другому. Существует ли магия, способная обессилить мага? Не слышал о такой, хотя вполне возможно.
Он еще некоторое время поколебался в размышлениях, затем двинулся обратно, расставив руки в стороны так, чтобы кончики пальцев заскользили по стенам. Миновав несколько шагов, стена справа оборвалась, открывая один из множества проходов.
— Нет, так не пойдет. Там тоже может оказаться тупик — и что тогда? Я запутаюсь в этих коридорах и заблужусь наверняка.
Потом Сарвилл закрыл глаза и начал слушать. Совсем скоро сквозь тишину и звуки его собственного сердцебиения он стал различать треск горящего дерева. В конце концов звуки пылающего костра хоть и не были бы слышны любому другому здесь человеку, но для Мага Огня затмили все, навязчиво треща в ушах повелевающего стихией. Теперь он знал, куда идти, словно само пламя звало его и указывало путь.
Ощупывая стены, чтобы найти тот или иной проход, он двигался в заветном направлении, с каждым шагом еще четче и громче ощущая свою стихию, пока наконец не подошел к костру, у которого спиной к нему стоял магистр.
— Неплохо, — сдержанно похвалил он своего ученика.
— Первое испытание, с которым мне удалось справиться. Не все так безнадежно, как я думал в начале обучения.
Повелитель башни вновь ничего не ответил и исчез во тьме.
Лишь мысли о Ноэми странник отгонял всякий раз, когда они приводили его к ней. Теперь он настолько же ненавидел ее, насколько любил. Все оказались мертвы, потому что она спасла его на Штормплац. Все, кто был ему дорог, погибли, потому что она вмешалась в его судьбу. Пусть только бы он умер в тот злосчастный день, лишь бы всем остальным остаться жить. Эти чувства пугали Сарвилла, потому что он сам не понимал, захочет ли обнять волшебницу, когда увидит ее вновь, или захочет уйти и больше никогда не видеть. Все эти мысли еще больше запутывали, и он вновь брался за учебу, чтобы не проследовать за ними и не понять, что в действительности чувствует к женщине, за прикосновение к которой сейчас отдал бы все.
