По дороге я рассказал Риксу все, что узнал и о чем догадался. Сначала он пришел в ярость, а потом словно превратился в глыбу льда, и такое его состояние испугало бы меня еще больше, будь я его врагом.
— Цезарь, — стиснув зубы, произнес он, и больше ничего не сказал.
Он шагал рядом со мной, словно огромное сверкающее копье, и я откуда-то знал, что он — наше единственное оружие в борьбе с Римом. Воины пойдут за Верцингеториксом. Даже вожди других племен поймут, насколько он хорош, и захотят сражаться рядом с ним...
Мы зашли на рыночную площадь в провинциальном городке, чтобы починить наши сандалии перед долгим переходом на север. Я остановился среди клеток с певчими птицами с берегов Средиземного моря, и вдруг услышал своим изощренным слухом друида разговор двух женщин неподалеку. Одна говорила другой:
— К дочке повадился римский офицер. Так и липнет к ней!
— Римлянин? — удивилась другая.
— Да! И еще какой! — женщине явно не терпелось похвастаться. — Может, со временем станет женой римского гражданина.
— Он что же, жениться обещал?
— Ну, пока нет. Но заходит, считай, каждый день. Намедни говорил, что наместник опасается вторжения германцев в Лохматую Галлию. Они там на самой границе. А это — угроза и для Провинции тоже, опять же торговле помеха. Вот дочкин приятель и говорит: дескать, легион могут отправить в Лохматую Галлию в любое время.
— А-а! — махнула рукой ее собеседница. — Все они рассказывают эти сказки, лишь бы разжалобить да переспать. Я сама наслушалась таких историй в молодости. «Ах, я иду в бой и могу погибнуть! Пожалей меня!» Скажи своей дочке, чтобы не верила ни единому слову!
А вот я поверил неизвестному офицеру. Цезарь выбрал врага. Теперь это будут германцы.
Перед тем, как уйти с рынка, я выждал время, когда поблизости никого не оказалось, и открыл дверцы птичьих клеток. Эти маленькие певчие пленницы не совершали никаких преступлений, нечего им делать в клетках. «Летите отсюда, быстро, — шепнул я им. — Вы — свободные существа». Они поняли. Животные всегда понимают друидов. Воздух взметнулся радугой перьев, и мое сердце взмыло вместе с ними. На рынке поднялся переполох, и мы под шумок быстренько смылись из города.
Уже на дороге я сказал Риксу:
— Как я понимаю, Цезарь может двинуться на свободную Галлию в любой момент.
На ходу отлично думается. Я научился не слушать непрекращающийся монолог Ханеса Говоруна. Покров особой, знакомой только друидам тишины отгораживал меня от посторонних звуков, не мешая мыслям.
Дивитиак решительно возражал против союза Думнорикса с германцами. И Дивитиак считал Цезаря своим другом. И теперь Цезарь назначил германцев врагами. Они нужны ему, чтобы оправдать вторжение в Галлию. Так просто, так ясно. Теперь весь вопрос в том, какой случай стронет лавину и пошлет вперед римскую армию. И когда?
Кельты то и дело вели небольшие войны друг с другом. К войнам они привычны, но у римлян другие масштабы: Карфаген, Греция, Иберия, Галлия. Какие духи порождают такую безмерную жадность? Какие силы их питают?
Той ночью мне снился звон монет в кожаном кошеле. У нас почти не осталось денег. Пришлось просить Ханеса снова встать на перекрестке. Он не отказывался. Привычно прочистив горло, он завел одну из своих многочисленных историй. Смущенный Тарвос стоял рядом с протянутой маленькой корзиночкой.
Уже довольно скоро Ханес собрал небольшую толпу слушателей. Многие с раскрытым ртом слушали легенды о героических кельтах. Все-таки уроженцы Нарбонской Галлии не совсем забыли о своем прошлом. К концу дня в корзиночке кое-что набралось. Хватило на то, чтобы купить еды и отправиться в следующий город. Меня снедало беспокойство. Даже погода нас поторапливала. Осень на носу. Дни становились короче. Скоро могут закрыться перевалы, и надо успеть перебраться через горы и войти в пределы свободной Галлии, прежде чем дороги развезет. Менуа соберет друидов в Роще на Самайн. Я торопил спутников. Мы вошли в очередной городок.
Меня совсем не интересовала римская архитектура. Правда, когда мы дошли до Немауса, римский акведук привлек не только мое внимание. По акведуку в город поступала вода. Это была мощная трехъярусная конструкция из каменных арок, держащих водовод. Рукотворный канал пересекал природную реку Гард. Там меня снова посетило тревожное чувство. Я уже испытывал такое раньше, когда пытался представить воду и камень одновременно.
Римские поселения назывались городами независимо от размеров. Хотя большинство из них были застроены каменными домами, а улицы украшали цветники и фонтаны, они не могли скрыть признаков убожества. Улицы были заполнены нищими. У кельтов нищих не было. Каждый делал что-то для благосостояния племени, или о беспомощных заботился их клан. В Провинции нищие встречались на каждом шагу. Часто это оказывались злобные люди, призывавшие гнев богов на головы тех, кто отказывал им в подаянии. Ханес хотя бы рассказывал свои забавные истории, эти же ничего не давали взамен того, что получали. Они даже не отрабатывали долги, а просто требовали денег.
Я бы постарался обойти город стороной, но нам нужна была еда, корм для мула и теплая одежда. Без нее в горах делать нечего. Поэтому, добравшись до очередного городка, я направился прямиком на рыночную площадь. И надо же нам было угодить как раз к очередным торгам рабов.
Края площади заполняли прилавки и ручные тележки торговцев. Посреди свободного пространства стояли деревянные столбы с натянутыми между ними цепями, сдерживавшими толпу. Работорговцы на разных языках расхваливали свой товар. Пахло здесь отвратительно! Мне стало любопытно и я начал пробираться поближе к помосту. Рикс следовал за мной.
Свой золотой амулет я запрятал подальше под одежду. Дело было не только в том, что в Провинции друидов не жаловали, а в том, что кругом сновали воры. Мало было бездельников-нищих, так еще и многие мужчины, рожденные с ловкими пальцами, способными выполнять самую тонкую работу, использовали свой дар в низменных целях. В свободной Галлии человек с гордостью носил золотые украшения. В Провинции лучше было упрятать их подальше, если не хочешь лишиться колец и браслетов.
Мы остановились почти рядом с помостом. Вонь была ужасной. У рабов, ожидающих продажи, не было никакого отхожено места, они справляли нужду, где стояли. Естественно, над ними жужжала туча блестящих зеленых мух размером с колибри.
— Хо, варвары! — воскликнул кто-то из зевак. — Хотите выставить себя на продажу?
Я крепко взял Рикса за локоть.
— Потерпи! Не устраивай скандал! — тихонько шепнул я ему.
Часть помоста огораживал красно-желтый полосатый тент, подвешенный между двумя столбами. Покупатели топтались на месте в ожидании следующей партии рабов, или переходили от загона к загону, высматривая для себя покупку. Разнообразие товара поражало. Кого здесь только не было! Огромные германцы в цепях и кандалах. Этих ценили за рост и силу. Была пара эфиопов в шелках и перьях. Цену на них поставили высокую — еще бы, такая экзотика! Были мастеровые и крестьяне. Эти держались угрюмой группой, вытирая мозолистые ладони о бедра. На толпу перед собой они смотрели равнодушными коровьими глазами. В это время на помост вывели с полдюжины женщин. Рикс рядом со мной утробно зарычал. Это были кельтские женщины, белокожие, голубоглазые блондинки. В глазах у них все еще жила гордость жителей свободной Галлии. Они принадлежали к разным племенам, но вряд ли кто из местных мог это понять. Для покупателей они были просто женщинами.
Все стояли обнаженными. Продавцы обращались с ними как со скотом, мяли груди, демонстрируя упругость кожи, похлопывали по бедрам, призывая оценить способности к деторождению и прочие прелести, повышавшие по их мнению стоимость товара.
— Айнвар! Их украли! — Рикс кипел от негодования. — Они свободные люди, Айнвар! Их надо выкупить! Давай вытащим их отсюда!
— Молчи, Рикс, умоляю! Ведь услышат же! Да и нет у нас таких денег. Нам еще домой добираться. Мы не сможем их купить.
