Ознакомительная версия.
– Поэтому мы и не раздобрели, как некоторые бояре.
– Они едят больше, чем трудятся?
Добрыня уважительно поглядел на витязя.
– Надо же, я сам не понял, чего сказал, а ты – объяснил.
Илья довольно прищурился. Он осоловел от еды и выпитого, ему было хорошо и хотелось добавить. Поэтому витязь протянул длинную руку, сцапал ковш с медовухой и осушил его в один глоток.
– В дружине считали, я глупый, – доверительно сообщил Илья, утираясь шелковым рукавом.
– Да? Теперь они такие, что не пролезают в двери. А ты – вот. Красавец мужчина. И кто тут глупый?
Илья отмахнулся:
– Я и вправду был не сильно умен. Но я это знал, поэтому нарочно очень много думал. И научился что-то понимать. Слишком поздно.
– Ты когда-нибудь женишься? – вдруг спросил Добрыня.
– Слишком поздно, – повторил Илья.
– По здешним меркам. А по варяжским ты завидный жених.
Илья кивнул. Сказано было справедливо. Он выглядел и чувствовал себя лет на пятьдесят – самый возраст жениться варягу, от невест отбоя не будет. Vikingr, доживший до таких лет, обладает неоспоримыми достоинствами по сравнению с молодежью. Он все, что хотел, доказал себе и окружающим. Выжил в бесчисленных набегах, повидал дальние края, награбил полные закрома. Утряс былые межродовые склоки, кого надо зарубил, остальных купил. В сечу больше не полезет без особой надобности. Его уважают. Скальды поют о его подвигах. Он носит алую шелковую рубаху, шитую золотом. И от него еще лет двадцать можно рожать. С таким мужем не пропадешь.
– Успеешь внуков увидеть, если повезет, – сказал Добрыня.
– Над этим я тоже очень много думаю, – признался Илья. – И почти себя уговорил. Вот когда пройдет смута…
– Видишь кувшин? Еще одно слово про смуту, надену его тебе на голову.
Илья оглядел кувшин и заявил:
– А дай-ка сюда!
Опытный Добрыня целого кувшина Илье не доверил, нацедил ему скупо в ковш, поглядел, как тот пьет.
– Я бы тебя не послал в Херсонес, – сказал воевода. – Но больше некого. Старшая дружина нынче одно слово что дружина, тяжелее ковша не поднимет. А младшим дорога в Новгород, пускай себя покажут. И так болтают уже, мол, на их долю подвигов не осталось. Посему, как верно говорит великий князь наш и благодетель, идти тебе с толстым греком и белобрысыми сопляками. Будь с ними строг. Сам видел, какое там руководство, только и может, что церкви жечь да в землю по уши закапываться.
– Да ну, славные молодцы, – вступился за новгородцев Илья. – Сглупили, бывает. Где ты их взял-то?
– У отца Феофила одолжил. Время непростое, архиепископ новгородский сам решения принимать опасается, вот и пригнал митрополиту этих… Поджигателей. А отец Феофил мне пожаловался, что новгородцы вконец расхристаны. Я поглядел, вроде крепкие молодцы, говорю: отдай! Он ни в какую. Я ему: да в твоей родной Греции непорядок, одолжи этот отряд, авось по-тихому справятся, они ведь ловцы, готовые разбойники. Тут уж митрополит разом сменил ловцам епитимью. Честно говоря, не верю, что у них получится, но свободного войска сейчас нет. Пока князь тмутараканский до Херсонеса доберется, многое произойти может… Готов слушать? Ну, слушай да запоминай.
Илья сел поудобнее. Добрыня начал рассказ.
* * *
…Почти день в день князю пришло два письма. Одно от константинопольского василевса. Тот справлялся о здоровье и как бы невзначай просил выслать дружину усмирить Херсонес. Греки вели затяжную войну против болгар, и самим разбираться с такой мелочью им было недосуг.
Второе письмо слал Ивашка Долгополый. Пока все думали, что славный витязь потерял рассудок на почве веры, тот служил князю соглядатаем в Греции, беспрепятственно шастая по империи босиком и в рубище. У греков восстание, писал Иванище, и замирить его сейчас они не в силах. Стратиг Херсона возмутил всю свою фему – не один только город, а целый округ задумал отложиться от Константинополя. Это удар гордым ромеям под дых. Какие будут указания?
Когда оба письма зачитали князю, тот даром что больной, от тоски едва не полез на стену.
– Почему сейчас?! – ныл князь.
Добрыня не сразу понял, о чем он. Да, у Киева не было нынче лишнего войска. Но можно наказать князю тмутараканскому помочь грекам. Пускай отобьет для них мятежную фему обратно. Ему и ближе. Правда, тмутараканский воюет с касогами. Ну, справится как-нибудь.
– И ведь сами просят, сами! Херсонес, такой лакомый кусок! Не-на-ви-жу!
У Добрыни отвалилась челюсть.
А ведь было бы красиво: на совершенно законных основаниях привести дружину в греки, занять прекрасно расположенный торговый город с богатыми землями окрест… И как бы забыть отдать. И подержать. И посмотреть, что будет.
– Они уже прозвали василевса Болгаробойцей – вот пускай болгар и бьет!
Добрыня, придя в себя, напомнил князю, что Болгаробойца ему вообще-то союзник по договору, да вдобавок тесть. И духовный отец, давший князю при крещении собственное имя – Василий.
– У бабки тоже был духовный отец – василевс, – процедил князь. – Эка невидаль!
Последняя его жена, порфирородная гречанка, несколько лет назад скончалась, после чего князь к ромеям совсем охладел. С греками приходилось считаться, но временами очень хотелось их как следует ограбить.
Повздыхав немного, князь задумался – чем помочь василевсу, раз уж нельзя ему навредить. Оказалось, ничем. Именно теперь, располагая вроде бы внушительной силой, Киев не мог ее тратить на чужие нужды. По договору Русь обязана была спешить на подмогу грекам, не считаясь со своими внутренними раздорами. Что ж, оставалось только слать гонца с наказом к тмутараканскому – пускай снесется с Константинополем и договорится о совместном походе на херсонитов.
– Да, подбросил нам задачку протоспафарий Георгий Цула… – буркнул князь. – Не было печали! А что за прозвище – Цула?
– Он болгарского рода.
– Греки совсем обезумели? Поставили стратигом фемы болгарина? У них так не бывает.
Добрыня только руками развел. Греки и правда не доверяли управление неромеям. Особенно это касалось окраинного Херсонеса. Еще отец нынешнего василевса отдельно наказал, чтобы там не давали местным власти ни при каких условиях. Херсониты всегда держались наособицу, говорили, что их город основан выходцами из Ираклии Понтийской, и греки тут – пришлые. Да и сами греки не звали херсонитов ромеями. Херсонес выпросил себе у империи особые права, крепко их держался, короче, за таким строптивым народцем требовался глаз да глаз. Иначе жди смуты.
Но после того как четверть века назад русы осадили город, от него мало осталось. И горожане надолго запомнили, что перепуганный Константинополь на помощь не пришел. Русы поморили херсонитов голодом, потом ограбили до нитки, нагрузили ладьи так, что те трещали, и убрались восвояси, радостные и пьяные. В догон им летел стрелой корабль с горько плачущей сестрой василевса, просватанной за великого князя Руси. А уцелевшим херсонитам предстояло заново поднимать город из ничего.
Ознакомительная версия.
