Нет опасности.
Есть комната. И дочь, которая все‑таки немного походит на альву… вот в глазах появились зеленые искорки. Уши опять же заострились характерно и… и хорошо бы, чтобы сходство это не было столь явным. В новом мире альвам не место.
— Они все были разными… одна любила болтать. Постоянно рассказывала о своей семье, о сестрах… у нее было семеро сестер, представляешь? И я ей завидовала безумно! У меня‑то ни одной… она уехала ночью, как Райдо… никому ничего не сказала… то есть, наверное, родителям сказала, а со мной даже не попрощалась. И я по ней скучала. Я бы хотела написать письмо, но куда и кому? И когда сказала маме, то та разозлилась жутко… в комнату меня отправила.
Волосы на макушке пахли молоком. И розовые ладони, и пальчики тоже. Они были крохотными, эти пальчики, и постоянно шевелились, точно Нани пыталась разгладить складки на пеленках.
— А спустя неделю прибыла друга. Она была тощей и молчала, а если открывала рот, то лишь затем, чтобы процитировать очередную нелепицу из «Наставлений для юных леди». Она очень любила эту книгу… по — моему, только ее и читала. Это плохая книга…
…пальцы обвили мизинец Ийлэ и потянули к беззубому рту.
— Тот, кто ее написал, думал, что с детьми следует быть строгими… нет, я не к тому, что он совсем неправ… не знаю, но в ней есть отдельный раздел, с наказаниями… она его знала наизусть… и я как‑то стащила яблоко… не подумай, кормили меня очень даже хорошо, но яблок хотелось. И я стащила. А воровство — это плохо…
Ийлэ задумалась.
— Плохо, но иногда… иногда иначе не выжить… впрочем, тогда вопрос с выживанием вовсе не стоял… меня любили… а она связала руки за спиной. Палец к пальцу. Очень полезное наказание, оно и осанку исправляет, и вообще… папа увидел… никогда не думала, что он способен настолько разозлится… и эта гувернантка тоже уехала. Но ей я писать не хотела.
Нани, окончательно завладев мизинцем, сунула его в рот и увлеченно мусолила деснами.
— Так и получилось… получалось… наверное, это еще одна тайна… в этом доме, оказывается, великое множество всяких тайн, а я и не догадывалась. Я просто жила и теперь вот…
Нани палец выпустила и закряхтела.
— У тебя тоже будет тайна… я никогда не расскажу тебе правду о твоем отце, — Ийлэ наклонилась к самому уху. — Я придумаю историю… не знаю, скорее всего о великой любви… или еще о какой‑нибудь глупости, в которую верить удобно. Главное, ты никогда не узнаешь, каким ублюдком он был.
Нани улыбнулась.
Она была счастлива, и Ийлэ позавидовала этой ее способности.
Так просто… так мало нужно…
…в дверь постучали, когда Ийлэ почти решилась выйти.
Обед она пропустила, и подзабытое уже чувство голода вернулось, а с ним — и новые страхи. Если Райдо уехал надолго… на два дня… на неделю… Ийлэ не сможет всю неделю из комнаты не выходить. Кроме того, есть еще Нани, которая тоже хочет есть, и плачет.
Громко.
Ийлэ пыталась успокоить.
Взяла на руки. И носила. И говорила, что нужно подождать еще немного, что выходить опасно, а Нани не желала слушать. Она рыдала, пока не устала, а устав, уснула, уткнувшись носом в ключицу, но и во сне она продолжала всхлипывать от обиды.
Ийлэ должна была выйти.
И она пыталась. Дважды или трижды, или больше, но стоило коснуться двери и… отступала. Раз за разом, убеждая, что есть еще время.
Немного.
А тут постучали.
— Ийлэ, ты там? Мне сказали, что ты там и не выходишь, — голос Ната разбудил Нани. Она закричала с новой силой, жалуясь на голод, на то, что пеленки давным — давно промокли, и простыня, в которую ее Ийлэ завернула… и наволочка… и даже свитер Райдо.
Нани хотела есть.
Ей было мало чистой силы.
— Что случилось? — щенок толкнул дверь. — Тебя кто‑то обидел?
— Нет, — говорить вновь стало тяжело. — Я… я просто…
— Закрылась?
— Да.
— Не веришь им?
— Ты один?
— Да, — после небольшой паузы ответил Нат. — Теперь я один. Райдо вернется. Ему пришлось задержаться в городе… но он вернется, чтоб мне землю жрать, если я вру!
Нани замолчала.
— Я им сказал, чтобы ушли… и не бойся, я не позволю тебя обидеть. Ты же помнишь? Я обещал… и был свидетелем вашего с Райдо договора…
Надо выйти.
Дверь открыть.
Покормить ребенка… и самой не мешало бы поесть. Ийлэ понимает, но… ей страшно. Она верит Нату и… не верит.
Боится.
— Пожалуйста, открой…
— Я… не могу.
— Почему?
— Просто не могу…
— Ийлэ, послушай, — он сел у двери. — Я буду все время рядом… и никто к тебе не подойдет. Клянусь! Ты вообще никого не увидишь… и если не хочешь выходить, то ладно, не выходи. Это твое дело. Но просто открой дверь… я принесу молока. И тебе тоже поесть. Поставлю, а сам отойду. Так хорошо?
— Я… — Ийлэ вдруг поняла, что вот — вот сама расплачется, а ей плакать никак нельзя. Это глупо плакать! У нее и причин‑то нет… — Я не могу! Не могу открыть эту дверь!
— Тише.
Правильно.
Тише надо. Не кричать. Крик пугает Нани, которая затихла и зажмурилась, и дышит мелко — мелко, а сердце ее вовсе колотится в сумасшедшем ритме.
— Ты… боишься?
— Да.
— Меня?
— Нет. Я… просто… я знаю, что должна открыть… и хочу открыть… но я не могу!
— Ийлэ… — Нат вздохнул, наверное, ему совершенно не хотелось тратить время на уговоры, и Ийлэ было стыдно за свой страх, за то, что этот щенок прекрасно понимает, что ей страшно. — Ты все можешь. Ты же сильная и… и я не знаю, что надо говорить в таких ситуациях… то есть, про силу знаю, но все это херня полная, потому что не помогает… когда я тонул в плывунце, то Райдо говорил, что я сильный и выберусь. И в госпитале тоже говорили, что сильный и выживу… а я когда слышал, то думал, что я ничего не сильный, а я только и думал, что ничего не сильный, что мне больно и сдохнуть бы… что если бы сдох, то больно не было бы… и злило жутко… но на злости и выехал. А ты не злишься и… плевать на эту дверь… вышибить я не вышибу, сил не хватит… я вообще не особо сильным уродился, но… а если в окно заберусь?
— Зачем?
— Дверь открыть. Раз у тебя не получается. Тут карниз широкий… окно ты открыть сумеешь?
— П — попробую.
Нет причин для слез, а они все текут и текут, и Ийлэ размазывает их, и еще сопли кажется, по лицу, представляя, до чего жалко она выглядит.
Заперлась.
Спряталась. И выбраться не способна.
Трусиха.
— Вот и замечательно. Ты пробуй, а я заберусь… только ты постарайся побыстрей, ладно, а то там холодина жуткая…
Он замолчал.
Ушел?
Зачем ушел? Пока Ийлэ разговаривала, ей было легче… она бы еще поговорила… и быть может, сумела бы дверь открыть.
