Ибо целью Катаоса было создать наконец защиту столь же согласованную, сильную, элитную и безупречную, какой была Драконья гвардия Повелителя Гроз.
У Катаоса были наследственные причины для подобного желания.
Его отцом был Орн, король Элисаара. Хотя вообще-то поговаривали, что к тому времени, когда Орн получил власть над Элисааром из рук своего умирающего отца, он уже утратил к ней всякий интерес — ибо к тому моменту уже крепко держал в своих руках весь Дорфар. Катаос родился от одной из младших закорианских королев, с которой его отец провел ночь в какой-то из своих коротких наездов в Саардос, но он никогда не оставлял надолго свои обязанности регента и свою любовницу Вал-Малу. Лишь смерть положила конец этим бесконечным поездкам туда-обратно. А теперь, по иронии судьбы, именно Катаос был любовником Вал-Малы — что вряд ли можно было назвать неприятным, ибо королева прилагала все усилия, чтобы оставаться молодой как можно дольше, и благоволила к тем, кто ей нравился.
Он задумался, понравится ли ей Астарис, и пришел к твердому убеждению, что нет.
Галерея, соединявшая дворец с особняком для гостей, походила на лес колонн из малинового рифленого стекла, на котором сейчас рдели багровые угли заходящего солнца и метались тени цвета запекшейся крови.
— Похоже, у архитектора Рашека есть определенный талант, хотя и несколько вульгарный, — заметил Катаос.
— С позволения сказать, мой господин.
Начальник Гвардии Катаоса, Ригон, державшийся на полшага позади своего хозяина, обычно не был склонен к многословию.
Огромный закорианец, чьей истинной страстью была властная жестокость, выказывал ее в каждой черточке своего тела и своего лица. Его массивный нос был перебит так, что о его первоначальной форме судить теперь было совершенно невозможно, а челюсть рассекал длинный белый шрам, тянущийся до бычьей шеи. Страшный глава личной гвардии Катаоса, глава, которому невозможно перечить, в чьей непомерно развитой правой руке, превосходно владевшей мечом, силы явно хватило бы на шестерых. Катаос считал его непревзойденным.
Ригон устрашающе улыбнулся.
— Поверь мне.
На галерее закорианец нырнул во вторую, неприметную дверь и зашагал по коридору особняка в просторный зал, где его уже ждали новобранцы. Тусклый свет, просачивавшийся сквозь оконные витражи, отбрасывал за ним огромную тень. При его приближении гомон голосов утих, а на лицах собравшихся застыли самые разные эмоции, от нервозности до напускной храбрости. Это был один из тех немногих случаев, когда Ригону приходилось произносить сколько-нибудь длинную речь, и речь эта была отлично ему известна. Он уже произносил ее перед несколькими батальонами не испытанных еще авантюристов вроде этих, и на его рассеченных губах уже застыла неприятная улыбка.
— Значит, вот те слизняки, которых мне предстоит перековать в мужчин. Я сказал «перековать». Это слово выбрано не случайно. Видите эту руку? Именно ей я пользуюсь как молотом для ковки, если у меня возникает такая необходимость. — Он подошел к столу и налил себе вина. Вокруг стояла звенящая тишина. — С сегодняшнего дня вашей профессией становится охрана дома принца Катаоса эм Элисаара. Думаю, даже самый безмозглый из вас уже догадался, что все далеко не так просто. Но вы будете держать рот на замке, не то вам помогут это сделать. Надеюсь, вы меня понимаете. Если вам хочется маленьких золотых кружочков, вы получите их в изобилии. Если вам понадобится перепихнуться, вы прекрасно можете сделать это с теми шлюхами, которые здесь есть. Если у вас другие постельные пристрастия — с ними куда-нибудь в другое место, и молитесь, чтобы я вас за этим не застукал. Что касается остального, вы обнаружите, что дисциплина здесь беспощадная, а я далеко не нежный учитель. Делайте то, что я прикажу вам, и работайте до одури, тогда доживете до Корамвиса. — Он одним глотком осушил свой кубок и грохнул им по столу. — Если кому-нибудь из вас захочется устроить драку — только отыщите меня. Я с удовольствием окажу вам эту услугу.
Ригон легонько щелкнул по рукоятке короткого меча, заткнутого за пояс, потом развернулся и вышел из зала.
Стоявший сбоку от Ральднора парень сказал очень тихо:
— Закорианский помоечник.
Вечером над Лин-Абиссой замелькали первые белые мухи. Оттепель закончилась. Вскоре трехмесячные снега должны были надежно запереть всю восточную часть Виса за своей неумолимой печатью.
Новобранцы лорда Катаоса ели свой ужин за длинным столом, отдельно от закаленных воинов. Те не обращали на них никакого внимания, ибо их неписаный закон велел не выказывать к новичкам никакого интереса до того, как те пройдут подготовку и испытания. И за длинным столом царило угрюмое молчание, лишь изредка нарушаемое чьим-то тихим шепотом. Ригон уже поставил себя так, как хотел поставить — объектом всеобщей ненависти и страха.
— Да, он сюсюкаться не станет.
— Закорианское отребье.
— Придержи язык. У этих стен есть уши.
— Ты видал, какие у него руки? А шрам на лице? О боги!
После ужина они отправились на свои узкие койки в холодной спальне.
Ральднор долго лежал без сна на жесткой постели, прислушиваясь к их перешептываниям и к собственным мыслям.
За окнами серебристыми искорками падал снег. Затяжной снег.
«Значит, я связался с чужаками и с неизвестностью, вместо того, чтобы остаться в знакомой деревне с ее знакомой безнадежностью», — думал Ральднор. Он вспомнил утопающий в снегу Хамос, пурпурные снежные ночи и волчий вой и подумал об Эраз, лежащей под этим пушистым белым покрывалом, вернувшись обратно в бесплодную землю Равнин.
Он расплатился со своими долгами. Он вернул Заросу все, что задолжал ему, хотя тот и пытался многословно протестовать, но не рассказал ни Заросу, ни Хелиде ни о человеке, встреченном им у меховщика, ни, уже позднее, о том, куда уходит. И они отнеслись к его скрытности с уважением, вероятно, решив, что он решил вернуться вслед за Орваном в разрушенный город, на Равнины. Где-то на задворках Абиссы он отыскал задрипанную лавчонку, где купил запас черной краски, которой потом выкрасил все волосы на своем теле. После совершения этого странного действа его душа и его жизнь, казалось, пребывали в каком-то непонятном подвешенном состоянии между прошлым и будущим, в неизвестности. Он сотворил над собой колдовское превращение и выпустил на свободу, точно волшебники былых лет, необузданные силы стихий. Теперь могло произойти все что угодно.
Но все же остатки древней магии рассеялись не до конца. Она пришла, впервые за много ночей, сюда, во тьму этого заравийского дворца. Белая луна светила ей в спину, и по разбитой вазе ее молочно-белого тела разбежалась паутина трещин, и она рассыпалась, разлетевшись в стороны, точно пепел — или как снег.
