Диор вырос с мыслью о том, что отец и мать умерли и воскресли до его рождения. Может быть, поэтому смерти он не боялся. Ни тогда, когда вместе с отцом отправлялся к Сарн Атрад, ни сейчас, когда — он знал это — шел ей навстречу.
…По пути к ним присоединились многие нандор — как и тогда, когда Берен повел их на север, отражать нападение орков после Битвы Бессчетных Слез. Но в самом конце, уже у брода Сарн Атрад, их ждал еще один союзник — эльфы почтительно держались на расстоянии от выступивших из-за деревьев и подобных деревьям высоких фигур, и лишь Берен подошел к ним близко, поклонился и громко сказал:
— Приветствую тебя, почтенный Древобород. Узнаешь ли ты меня или я сильно изменился со времени нашей последней встречи?
То древоподобное создание, что стояло впереди всех, пригнулось, чтобы лучше разглядеть собеседника и прогудело:
— Хмм! При нашей последней встрече ты сам не узнал меня, Убийца убийц. Ты изменился, хмм, да… Но глаза у тебя остались прежними. Кого ты ищешь здесь?
— Гномов из Ногрода, разоривших Дориат.
Высокое создание выпрямилось, тряхнув кроной волос.
— Так значит, мы снова союзники, — прогудело оно. — Гномы убили много деревьев, прокладывая гать через Сарн Атрад.
— Древобород, Пастырь деревьев, — Берен снова склонил голову. — Хочу просить тебя об одном.
— Говори. Не обещаю, что исполню, но всегда готов выслушать, ибо мы многим были тебе обязаны, когда ты убивал убийц в своем горном краю.
— Все свои долги ты уже отдал, когда спас мне жизнь, — сказал Берен. — И если я попрошу тебя, то не ради них, а ради Кементари, Подательницы жизни и супруги Аулэ.
— Ты знаешь, как просить, — недовольно сказало существо. — Говори же.
— Ты — ее дитя, а гномы — дети Аулэ. Я хочу решить дело миром, и прошу тебя: если гномий государь согласится, не преследуй гномов. Требуй от него возмещения ущерба, я поддержу тебя, но крови я проливать не хочу.
— Хммм… А если они не согласятся?
— Тогда они сами повинны в своей гибели и вы вольны делать с ними что пожелаете.
— Это не по душе мне, — Пастырь деревьев погладил зеленую бороду. — Ваш век слишком короток, и если этот король сдержит слово, его внук нарушит. Но ты просишь именем Кементари, и ради нее я согласен. Смотри же: если начнется битва, я буду думать о своем, и не стану спасать тебя.
— Быть посему. Госпожа Лютиэн Тинувиэль, дочь Тингола, велела кланяться тебе, если встречу. — И Берен поклонился Пастырю Дерев в третий раз. Дети Кементари тоже ответили поклоном — и исчезли в лесу, стали как деревья среди деревьев.
Нандор были недовольны намерением Берена. Многие потеряли друзей и родных в дориатской резне, и всем было обидно за Тингола, сюзерена и доброго союзника. Но роптать никто не стал.
Войско укрылось в лесу и расположилось на ночлег, а утром следующего дня вернулся утомленный вестник, которого Берен послал к преследующим гномов дориатским синдар, когда выступал в поход. Он сказал, что гномы двигаются медленно и к полудню будут здесь, а эльфы Дориата, узнав, что нандор под водительством Берена выступили гномам навстречу, воспрянули духом и принялись сильнее досаждать «сплюснутому народцу».
— Значит, будут еще недовольные тем, что ты хочешь предложить мир, — сказал Диор.
— Не учи отца, — ответил Берен. — У кого больше права на месть, чем у твоей матери? А она готова простить.
— Она так сказала? — изумился Диор.
— Да. Но доброй воли только с одной стороны мало. Ты еще не слышал, что ответит на мое предложение Мельхар, так к чему заранее пугать меня недовольством эльфов?
— Ты думаешь, он откажет тебе?
— Я знаю, как искушает Сильмарилл.
Диор присмотрелся к отцу и увидел, как печальны его глаза и какие горькие складки залегли возле рта.
— Гномий король был тебе другом? — спросил он.
— Нет, просто приятелем. Но если ты думаешь, что приятеля убивать легче, то ошибаешься.
Больше они не говорили до самого конца сражения. Диор с небольшим отрядом тех, кто умел хорошо рубиться, занял такое место, откуда можно быстро выбежать на гать, закрывая противнику переправу.
…Когда коридор закончился, они оказались перед четвертой дверью — там стояли двое стражей с копьями и щитами. Отсюда, из этого зальчика, было два коридора — в зал Совета и в королевскую сокровищницу. Именно там смерть настигла Маблунга, именно по этому коридору он, сражаясь, отступал…
Солнце уже стояло в зените и бешено пекло, когда пыль выдала приближение гномов. Все приготовились.
Гномы начали переправляться и уже втащили первый воз на гать, проложенную второпях при наступлении, когда Берен вышел из своего укрытия и ступил на мост.
Увидев его, гномы остановились. Их предводитель в украшенных золотом доспехах, с золотым зубчатым обручем на шлеме, выступил вперед.
— Ты кто такой и почему заступил нам дорогу? — спросил он.
Берен снял шлем. Гномий король крякнул с досады.
— Ты еще больше стал похож на своего деда, — сказал он. — Проклятье. Я не хотел.
Берен промолчал.
— Слушай, я правда не хотел, — продолжал гном. — Эти двое, что уцелели, нарассказывали всяких страстей. Вроде бы Тингол убить их хотел. Взбудоражили весь народ. Пойми, это мои родичи. Не мог я так этого оставить.
— Тингол был моим тестем, — сказал Берен. — Маблунг был моим другом. Галатиль был моим свояком. Я тоже не могу этого так оставить, король Мельхар.
Гном печально вздохнул.
— Ну, и что мы будем делать? — спросил он. — Хочешь ты решить дело миром или кровью?
— А сам ты чего хочешь?
— Лучше, конечно, миром.
— Добро. Ты оставишь здесь всю добычу, которую взял в Дориате. Ты оставишь мне заложников и привезешь из Ногрода столько же золота и серебра, сколько захватил в Менегроте — из этого будет заплачена вира родичам убитых. Ты раз и навсегда запретишь гномам своего народа и всем вашим потомкам рубить деревья по эту сторону Синих Гор. И ты выдашь для наказания оставшихся убийц Тингола — потому что это их ложь привела к войне.
Гном долго чесал бороду, потом сказал:
— Согласен. Мы оставим здесь все эти возы и все, что несем на плечах. Я оставлю у тебя заложников и поеду собирать виру, и деревья мы рубить перестанем. Клянусь тебе в том, а если хочешь — напишу договор.
Берен тоже молчал какое-то время. Потом спросил:
— Отчего ты временами так морщишься, государь Мельхар?
— Да вот, — гном пожал плечами. — Старый стал… В боку колет…
— Колет, почтенный Мельхар? Или печет?
Глаза гнома заметались, а Берен спокойно продолжал:
