не помнил, как отыскал экипаж и велел кутавшемуся в плащ извозчику скорее мчать в академию. А если бы и не отыскал, продолжал бы бежать, быстрее и быстрее, чтобы как можно скорее добраться до ублюдка Стейрода.
В то, что Лайра его убила, он не верил.
Оборотника так просто не убить, если это не пуля в голову или в сердце. Жаль, пистолета с собой не было. Впрочем, животное не заслуживало быстрой смерти.
Тогда, в музее, когда решил, что это Лайра, а не её сумасбродная служанка, тайком бегала на свидания, едва не свернул тому юнцу, Эдварду, шею. Просто за то, что мальчишка проводил с ней время.
Стейрод же заслуживал мучений.
В Кальдероке он сразу отправился к животворцам и не ошибся: щенку хватило сил добраться до академии и попросить о помощи.
— Что с ним произошло? — обратился к дежурному животворцу Вейнанд, желая выяснить, известно ли в академии о схватке кадетов.
Мужчина потёр переносицу и, надев очки, тихо сказал:
— Он был не в том состоянии, чтобы что-то объяснять. — Бросив взгляд во тьму коридора, уводящего в немногочисленные палаты, с тревогой добавил: — Это не первый раз, когда кадет Стейрод попадает к нам с ожогами. Он только-только восстановился после прошлого раза и вот снова... Боюсь, на исцеление потребуется время. Много времени.
— Исцеление ему не потребуется, — мрачно бросил Вейнанд и решительно направился из приёмной в палаты.
— Вы куда? — поспешил за ним целитель. — Шейр Эскорн! К нему нельзя!
Едва ли генерал сейчас кого-либо слышал или замечал. Всё, что он видел, — это бессознательную Лайру на сиденье экипажа, замёрзшую, перепачканную в крови. Всё, чего желал, — это как можно скорее... сейчас(!) наказать выпускника.
Уничтожить.
Раздавить.
Разорвать.
Толкая дверь за дверью, он наконец нашёл того, кого искал. Но к разочарованию Вейнанда, кадет даже не шевельнулся. Не открыл глаза, не попытался приподняться при виде оборотника. Его руки, лицо, шея — всё было в бинтах, и даже в полумраке, выбеленном лунным светом, на светлой ткани просматривались бурые пятна крови.
— Вы не сможете с ним сейчас поговорить, — подал голос из-за плеча генерала целитель. — Мне пришлось ввести его в крепкий сон. Обезболивающих оказалось недостаточно.
— Сейчас он уснёт ещё крепче, — едва не рыча, пообещал оборотник. И себе, и животворцу, и, в первую очередь, Стейроду.
Сжав руки в кулаки, ринулся к своей жертве. Оказавшись рядом, ощутил запах жжёной плоти: гнилостный, сладкий. Тошнотворный. Дыхание кадета было едва различимым, веки в прорезях бинтовой маски казались блёкло-серыми, будто пепельными. Шея... Она тоже была забинтована, и не было ничего проще, чем сжать над ключицей пальцы, а может, резко вывернуть голову мерзавцу. И тот, и другой способ убийства не требовал со стороны оборотника ни малейших усилий. Свернуть щенку шею — да, это было именно то, чего ему сейчас безумно хотелось.
За Лайру.
За всю боль, все ужасы, что довелось ей пережить по вине чудовища.
Пальцы сжались на горле кадета, и до Вейнанда донёсся резкий голос животворца:
— Генерал! Отпустите его сейчас же! Отойдите! Или я буду вынужден позвать на помощь! — Видя, что военный никак не реагирует на его слова, мужчина возвысил голос: — Да прекратите же! Вы не на поле боя! В этих стенах исцеляют, а не калечат!
Он яростно дёрнул оборотника за плечо, но оттолкнуть Вейнанда не мог — силы были неравны.
— Я не собираюсь его калечить, — не сводя с кадета взгляда, тихо процедил Вейнанд. И тут же с досадой подумал, что эта мумия даже не поймёт, не почувствует, что её уничтожили.
— Если вам безразлична жизнь кадета, которых вы, как наставник, обязаны защищать, так подумайте хотя бы о своей, — не сдавался животворец. Вцепился в него клещом, не желая оставлять в покое, не давая свершиться тому, что Эскорн считал правосудием. — Не губите своё будущее!
И словно эхо, вторя словам целителя, в сознании зазвучал тихий, пронизанный страхом голос Лайры:
Не губи своё будущее. Пожалуйста!
Пальцы оборотника дрогнули. Чёрная пелена злости, застелившая глаза, начала медленно расползаться, бледнеть и таять.
Завтра, когда узнает, что стало с этой тварью, она обвинит во всём себя. А он, оказавшись в тюрьме или того хуже — под дулами армейских ружей, уже не сможет защитить ни её, ни Рифера. Не исполнит клятву, данную фельдмаршалу. Не будет с ней рядом, когда она будет в нём нуждаться.
Сделав над собой усилие, Вейнанд всё-таки разжал пальцы. Отшатнулся от кадета, как от заразного, и, развернувшись, поспешил обратно в приёмную. Теперь уже он торопился оказаться от Стейрода как можно дальше, иначе был риск, что желание прибить его всё же окажется сильнее всех установок и мыслей о будущем.
— Что на вас нашло? — потащился за ним и животворец.
— Никого к нему не впускать, — распорядился генерал, игнорируя вопрос чаровика. — Завтра за ним приедут.
— Приедет кто?
— Люди его величества, — уверенно ответил Вейнанд, словно уже заранее знал, какое решение в отношении кадета примет Великий.
Жаль, придётся ждать так долго. Была бы его воля, тотчас бы отправился во дворец. Но какая аудиенция глухой ночью? Его даже за ворота не пропустят. И даже если каким-то чудом сумеет пробраться в императорскую резиденцию, Великого до утра всё равно не увидит.
— Вы можете объяснить, что он натворил? — попытался разобраться в происходящем целитель.
— Делайте, что я сказал, — раздражённо бросил любопытствующему Вейнанд и вышел.
Лайра Ноэро
Утром болел не только бок — ныло всё тело. Оно ни в какую не желало прощаться с тёплой, мягкой постелью, прогретой пламенем камина спальней, таким гостеприимным домом. Но как обычно — придётся. Имада не сможет долго притворяться мною. У неё свои уроки, свои заботы. А у меня утреннее занятие с Вентурой, ещё до поверки, и...
Духи, Вентура!
Если верить лениво тикающим на стене ходикам, я уже должна быть в Кальдероке. Как раз сейчас Лайре Ноэро следовало входить в классную комнату, приветствовать пожилого хроновика. Садиться за стол, раскрывать учебник, готовить конспекты...
Но до академии ещё надо доехать!
Тихонько ругаясь, с горем пополам поднялась и поспешила в ванную, а если уж быть совсем точной — вяло поплелась.
Джары, верните меня в кровать!
Когда вышла, умытая, расчёсанная, почти проснувшаяся, застала свою камеристку