Ознакомительная версия.
— Петрович, это ты? — осторожно спросил Колобков.
— Не уверен… — медленно ответил беркут.
Голос прозвучал глухо и в другой тональности — за отсутствием зубов и совершенно иным строением языка и неба Угрюмченко не мог говорить так же, как раньше. Но все буквы выговаривал совершенно отчетливо.
Птица, в которую он превратился, оказалась весьма крупным представителем орлов. Настоящий «царь птиц». Почти метр в длину, а размах крыльев добрых два с половиной. Длиннющие искривленные когти на лапах, мощный клюв, суровые желтые глаза. Перья по большей части коричневые, но на затылке и шее — белые. Видимо, так отразилась седина Угрюмченко.
— Ну как, рука больше не сломана? — добродушно улыбнулся Каспар.
— Нет… но теперь это вообще не рука! — угрожающе взмахнул крылом Угрюмченко.
Огромный беркут раздраженно прошелся взад-вперед, сопровождаемый загипнотизированными взглядами семьи Колобковых и Гены с Валерой. Когтистые пальцы шевелились очень неуклюже — человек, попавший в это тело, чувствовал себя крайне неловко. Он все время поворачивал голову влево-вправо, не в силах приспособиться к птичьему боковому зрению, когда отлично видно все, расположенное по бокам головы, и крайне скверно — то, что прямо спереди.
— Иваныч, я так не согласен! — наконец заявил он. — Ты, Кио недоделанный, превращай меня обратно, слышишь?!
— Обратно? — удивился Каспар. — Ты что, не птица? Тебя кто-то заколдовал?
Старый склеротик уже успел позабыть, что сам только что превратил Угрюмченко в беркута.
— Петя, сделай что-нибудь! — шепнула Зинаида Михайловна, с ужасом глядя на седого орла, десять минут назад бывшего их механиком.
— Зинулик, а что ж я тут сделаю-то? Пацаны, ком цу мир! Ну-ка, найдите мне Светку… Серегу… ну и еще кого-нибудь потолковее. И посмотрите, как там Гюнтер — очнулся, или все так же.
Грюнлау не очнулся. Он по-прежнему лежал в своей каюте, лихорадочно метался на койке и непрестанно бредил на немецком языке.
— Zeichne auf… Mein Kopf… Heiss… Warum ist mir heiss… Das Grauen… Das Grauen mit den Schwingen… Das geflьgelte Grauen… Schalten Sie das Licht aus… Lassen Sie mich…
Это продолжалось уже больше десяти часов. С того момента, как немецкий бизнесмен вернулся с острова Волхвов, ему становилось все хуже и хуже, а потом он совсем слег, колотимый неизвестной болезнью. Рядом сидела Света, оставившая свою научную работу, и Бальтазар, злобно ворчащий в сторону иллюминатора.
— Я знаю, вы там, вы там!.. — хрипел он, глядя на мерно качающиеся волны. — Вы следите за мной! Я вас найду, найду!..
— Похоже на тропическую лихорадку… — вздохнула Света, забирая у Грюнлау градусник и листая медицинскую энциклопедию. — Симптомы скверные… Какой-то иномирческий микроб… Так, посмотрим… жар, головная боль… дядя Гюнтер, а мышцы у вас болят?
— Heiss…
— Точно, тропическая лихорадка. Дядя Бальтазар, как вы так долго прожили на том острове? Там же сплошная зараза!
— Зараза? Пфе! — фыркнул волшебник. — Ко мне никакая болезнь не пристает!.. Стучи же, стучи, хватит лентяйничать! — заколотил себя в грудь он. — Это дурацкое сердце все время останавливается. Не волнуйся, девочка, сейчас я приготовлю волшебный эликсир, излечивающий от любых болезней, и мы поставим твоего друга на ноги… Чем, говоришь, он болен?
— Тропической лихорадкой.
— Это неизлечимо, он умрет, — уверенно заявил Бальтазар. — Лучше убить его прямо сейчас, а то начнет вонять. У вас есть нож с черной ручкой?
— У нас есть аптечка, — сердито ответила Света. — А в ней анальгетики и анабиотики. Поболеет и выздоровеет.
— Это лженаучно! — строго посмотрел на нее Бальтазар. — Ему нужно сделать массаж ступней, освежающую клизму, отрегулировать потоки Ци и сжечь кусочек полыни на головке иглы, воткнутой в кожу. А потом обернуть в мокрую простыню и подготовить к похоронам. Вот ты скажи… а где те двое, которые все время торчат рядом со мной? Мне без них скучно.
— Светка, тебя папа зовет! — ворвался в каюту Гешка.
— Не могу, дяде Гюнтеру хуже стало…
— Светка, иди посмотри, там такое! — перелез через Гешку Вадик.
— Петровича в орла превратили! — торопливо закончил за брата Гешка.
— Че… — не сумела закончить коротенькое слово Света.
Она несколько раз моргнула, а потом встала и пошла смотреть — все-таки не каждый день твоих знакомых превращают в птиц. Неделю назад она бы даже не сдвинулась с места, решив, что это просто очередная глупость, придуманная ее хулиганистыми братцами, но в последнее время на «Чайке» творилось черти что…
Небо стремительно темнело — завершался очередной кругооборот светимости тепория. А на полубаке все столпились вокруг Петровича, неуверенно переступающего с лапы на лапу. Время от времени седой беркут пытался взмахнуть крыльями, но каждый раз вовремя останавливался — если бы даже ему и удалось взлететь, делать это ночью посреди океана было бы крайне неблагоразумно. Особенно существу, доселе ни разу не поднимавшемуся в воздух.
— Сейчас я превращу его в человека, — пообещал Каспар, разминая кисти. — Сейчас… сейчас…
— Не тяни! — сварливо прикрикнул на него Бальтазар.
— Быть птицей совсем неплохо, — с интересом заметил Мельхиор. — Я однажды был птицей.
— Ты был мышью-полевкой, — фыркнул Бальтазар. — И тебя чуть не съела неясыть.
— Не помню такого…
— Я всегда говорил, что ты просто старый идиот. Вы оба старые идиоты!
— Закрой рот, молокосос! — повысил голос Каспар. — Сейчас как стукну палкой!
— Ты потерял ее еще в прошлом центуме.
— Наговор! Не потерял, а сломал! О голову ужасного чудовища!
— Да, до сих пор еще побаливает… — потер затылок Мельхиор.
Беркут подошел к Колобкову и тихо спросил:
— Иваныч, может не надо? Что-то мне боязно… Вдруг еще хуже станет?
— И то правда… — с сомнением посмотрел на волшебников Колобков. — Дурные деды… Василь Василич, ты как думаешь?
Фабьев, не отрываясь, пялился на Угрюмченко, все еще не в силах поверить, что этот орел — его товарищ по команде. Правда, белые перья на макушке очень напоминали седину пожилого механика, да и голос остался тем же, хоть в нем и появился непривычный клекот.
— Петр Иваныч, а может, сначала пробный эксперимент проведем? — предложил Чертанов. — Пусть этот бородатый на чем-нибудь другом попробует, и если все нормаль…
— Понял, — не дал ему закончить Колобков. — Вадик, шнель, принеси-ка сюда чего-нибудь размером с Петровича.
— А… э… а с того, какой он был, или какой сейчас? — задумался подросток.
— Какой сейчас. Петрович, сложи-ка крылья. Во… ну, почти что метр в высоту. У тебя перелом-то правда сросся?
Ознакомительная версия.
