Инквизитор, скорее всего, не поверил фальшивой расписке, но позволил ему пройти, частично преследуя свою выгоду, а частично из любопытства. Кто знает, какие еще мысли блуждали под его блестящей, изображавшей благочестие маской? Он мог в любой момент передумать и приказать солдатам открыть огонь. Разрывающий плоть на огромной скорости свинец мог оказаться столь же разрушителен для тела моррона, как и уже начинающая искрить черная слизь на стенах дома. Штелер не знал, бессмертен он в данный момент или нет, можно ли было воспринимать посылаемые ему видения Зовом Коллективного Разума. Если да, то выстрелов можно было не бояться, хотя отлитые для армейских мушкетов пули доставили бы ему куда более неприятные ощущения, чем мелкая охотничья дробь. В противном случае его участь зависела от меткости смотревших ему в спину солдат. Один точный выстрел в затылок или в позвоночник мог надолго вывести его из строя или даже убить. Барон находился между двух огней, и это была очень невыгодная диспозиция. Уж лучше иметь дело с одним сильным противником, чем с двумя; уж лучше сражаться внутри дома, где можно и укрыться, где у единственного неприятеля куда меньше возможностей для маневра.
От шипящей и переливающейся разноцветными огоньками слизи на стенах неожиданно отделились пять комков. Всего на долю секунды они зависли в воздухе, а затем с оглушающим ревом понеслись в сторону приближающегося чужака. К счастью, Штелер бежал не по прямой, а петляя между ямами, обломками искореженной мебели и торчащими из земли погнутыми прутьями ограды. Хоть естественные препятствия и значительно замедляли передвижение, но зато мешали прицелиться, что стрелкам за спиной одиночки-беглеца, что плевавшейся в него слизи. Три комка пролетели мимо, от четвертого, летевшего ему точно в голову, моррон уклонился, так что неизвестной природы черная масса лишь слегка коснулась пряди волос на левом виске, а вот пятый, к сожалению, достиг цели.
Уже совершая последний, решительный рывок к черневшей в каких-то пяти шагах от него двери, моррон ощутил жуткую, свербящую резь чуть повыше левой коленки. Он не остановился, хотя пораженная конечность быстро немела, взлетел на крыльцо и тут же сел под дырявым навесом, плотно прижавшись спиной к хоть и черной под толстым слоем копоти, но не покрытой слизью двери. Еще как следует не отдышавшись, барон выглянул из-за крайне ненадежного укрытия и оценил ситуацию. Только убедившись, что стражники и не думали стрелять ему в спину, а слизь на стене успокоилась и перестала искрить, моррон позволил себе заняться осмотром свежей раны.
Комок слизи растекся ровным слоем по наружной стороне ноги от того места, куда попал, почти до самой ступни. Однородная, летучая масса уже не булькала и не шипела, а образовала на теле идеально гладкую, зеркальную поверхность, которая быстро твердела. Неизвестное вещество не только причиняло боль и привело к онемению, следовательно, и к снижению подвижности в предстоящем бою, но и попортило совсем новые, не проношенные и дня штаны. По краям ровной лепешки торчали обожженные лоскутки дорогой ткани. Слизь расправилась с материей всего за доли секунды, а вот повредить кожу сапога так и не смогла, поэтому просто затекла за голенище и намертво приклеила дубленую кожу к живой…
«А колдунчик-то не просто чудак, а еще и гуманист! – рассмеялся Штелер, почувствовавший вдруг необычайный прилив веселости и бодрости. – Стреляет эффектной гадостью, страшной с виду, да и жужжащей отменно… с завыванием, но совершенно бестолковой… Что толку в пакости, что даже кожу прожечь не может? Он не хочет убивать глупых людишек, только обездвиживает? Интересно, и от кого это затворник пацифизмом заразился? В какой такой „черной книге“ прочел, что людей убивать нельзя?! А может, я зря мучаюсь, может, просто в дверь постучаться и попросить, чтобы он на крылечко поболтать вышел? А что? Почему бы и нет! Интересно, а он с собой бутылочку винца прихватить догадается или все богомерзкие колдуны трезвенники? Вина не пьют; охотятся лишь на крыс, кидаясь в них тапками, трубки с намбусийской травой не курят, да и в женщинах видят лишь кухарок да постирушек…»
В голове смеющегося, никак не способного унять внезапно завладевшее им веселое настроение барона рождались идеи одна смешнее и глупее другой. Довольно скучная тема «Образ жизни ученых мужей» достигла апогея комичности и абсурдности. Но вдруг все прошло, разум прояснился, и глупые мыслишки в нем уже не появлялись. Уже через минуту Штелер смог рассуждать по-прежнему здраво и тут же понял, в чем крылся секрет черной слизи, которая, кстати, окончательно затвердев, начала покрываться трещинами, а затем и отваливаться с ноги небольшими кусками, оставляя на коже легко стираемые обслюнявленным пальцем отметины.
Примерно год назад, сидя за кружкой холодного филанийского пива в одном из кабаков Марсолы, он услышал от Мартина Гентара об искусственных, не встречающихся в природе веществах, способных оказывать на человеческий ум непродолжительные воздействия различного свойства. Стоит напоить человека одним отваром, и он мгновенно забудет, что с ним было вчера, стоит впрыснуть ему под кожу иглой другое зелье, и ему начнет казаться, что вокруг уродливые монстры, а не дружелюбно улыбающиеся соседи. Закрывшийся в его доме ученый муж использовал слизь как деморализующее, порождающее видения оружие. Попадая на ткань мундира или сталь доспеха, она уничтожала любой неживой материал, вне зависимости от его прочности, чтобы добраться до кожи живого существа и, просочившись через ее поры, попасть внутрь организма. Наверняка мерзкая с виду, но совершенно не вредящая здоровью слизь вселяла в солдат ужас и страх. Бросая оружие, они что есть мочи бежали прочь, гонимые витавшими в воздухе призрачными чудовищами.
На него же весьма гуманное по меркам любой войны оружие оказало совершенно иное воздействие, и в этом не было ничего удивительного, поскольку далеко не каждый день в гости к мечтающим об уединении и спокойствии затворникам жалуют морроны, существа, хоть и бывшие когда-то людьми, но все же от них разительно отличающиеся. Скорее всего, загадочное вещество действовало на обычного человека в течение нескольких часов, а вот более стойкий ко всяким воздействиям организм бессмертного изгнал инородную субстанцию всего за пару минут.
Осмыслив забавное происшествие (а по-иному охарактеризовать случившееся с ним моррон не мог), Штелер сделал три вывода. Первое, затворник, без сомнения, был мужем ученым и разбирался в природе живых и неживых тел куда основательней, чем напыщенная университетская профессура. Второе, быть может, это существо и было богомерзкой тварью, но отнюдь не задавалось целью извести род людской, а иначе не боялось бы не только убивать, но даже калечить людей. И, третье, пожалуй, самое печальное для моррона, он зря позабыл в Денборге коммуникационную сферу. Теперь он не мог связаться ни с одним из собратьев по клану, а занудные наставления и поучения Мартина Гентара были бы сейчас как никогда кстати…
