Льды постепенно отступали. К югу от ледяной поверхности равнину покрывали шероховатые камни – осколки прошедших тысячелетий, оставленные тающим ледником. Из туннелей в основании ледника сочилась талая вода. Извилистые ручейки причудливо вились между скал и исчезали где-то вдалеке.
Иногда солнечный луч падал на металлический предмет внизу: то позолоченный шлем, то серебряная кабанья голова в центре круглого щита, то эфес из слоновой кости с золотой оплеткой. Лезвие меча покрывала ярь-медянка, но глаза Шарины различали остатки богато украшенных ножен в сине-серых наслоениях.
Еще здесь валялась одежда: парчовая, расшитая золотом и серебром, драгоценными камнями в металлических оправах. Блики света пробуждали ото сна эти свидетельства прежней роскоши среди унылой пустоши. Ветер и песок попортили ткани и меха.
Иногда взгляд Шарины упирался в деревянные обломки: сломанное копейное древко, топорище, торчащее вертикально из поглотившей обух гальки. Однако нигде ни малейшего следа тел или хотя бы остатков костей.
Птица продолжала свой стремительный полет; огромное левое крыло приподнималось самую малость выше – чтобы поймать восходящий воздушный поток, поднимавшийся от стены льда. В лучах солнца Шарина неожиданно разглядела крапчатый рисунок на перепонках распростертых крыльев. В этом пласте реальности с момента похищения они летели дольше всего. Неужели гнездо находится в этой безжизненной…
Ого, не такой уж и безжизненной! Из тоннеля выползло существо и уставилось на птицу фасетчатыми глазами. Даже с высоты полета оно показалось Шарине огромным: не меньше восьми футов, а то и всех десяти. Шесть конечностей и очертания тела делали его похожим на насекомое, но тем не менее существо стояло на задних ногах.
Оставшиеся четыре конечности сжимали человеческие останки – тела давно погибших солдат, выкопанные изо льда. Шарина успела разглядеть богатые одежды и щит с изображением серебряной головы вепря на алом поле – он примерз к рукам одного из воинов.
Увидев птицу, существо бросило свою добычу и вскинуло верхние конечности, заканчивающиеся клешнями. Серьезный инструмент! Вдобавок ко всему они были снабжены зубами не хуже крокодильей пасти. Жвала насекомообразной твари разошлись в стороны, раздался скрежещущий вопль.
Из соседних туннелей показались такие же монстры. В их движениях чудилась безмозглая враждебность и желание добыть пищу любой ценой.
Птица вновь взмахнула крыльями, и сцена исчезла. В серой пустоте Шарина продолжала размышлять о только что покинутом мире.
Да уж, зрелище ничуть не лучше навозной кучи с копошащимися червями…
Илна оглянулась на звук открывающейся двери. В атриум вошел стражник (из незнакомых девушке) и гаркнул:
– Прибыл господин управляющий. Желаете его видеть, госпожа?
Увы, Кровавым Орлам не доставало той серьезной официальности, примером которой мог послужить привратник Шарины. Илна попыталась представить себе, как тот орет через всю залу, вместо того чтобы подойти к хозяйке и прошептать на ухо имя посетителя, и усмехнулась. Зато солдаты не обижались, если приходилось выполнять работу отсутствующей прислуги. Интересно, знали ли Орлы, что их буквально навязали Илне. Ведь откажись они выполнять ее распоряжения, девушка тут же выскажет все, что думает о своих охранниках.
Да еще так, что слушатели надолго запомнят.
– Рейзе здесь? – с улыбкой воскликнула Илна. Ей нравилось иметь дело с этим человеком, не гнушающимся никакого честного труда. – Буду рада его видеть.
Губы ее тронула ироническая усмешка. Она часто жалела, что мысли, вызывавшие у нее улыбку, были мало связаны с чем-то радостным и добрым. С другой стороны, кто-то же должен избавлять мир от дураков. Очевидно, роль добренькой и хорошей в этой жизни предназначалась не ей.
Вошел отец Гаррика. В деревушке Барка привыкли к этому высокому, слегка неуклюжему человеку: его уважали за ученость и за то, что он умудрился поднять обветшалый постоялый двор… но никто особо не любил. Здесь же, несмотря на серые одежды дворцового слуги, Рейзе играл куда более заметную роль.
Он поклонился и сделал замысловатый жест рукой – не одобряемый Илной, но диктуемый его положением. Тут они были квиты. Девушка знала, что ей придется мириться со знаками внимания, приличествующими ей как придворной даме. Но и Рейзе давно привык, что Илна не держит горничной и сама убирает мотки шерсти в корзины. При всем неприятии придворных церемоний, ей очень импонировала решимость, с которой Рейзе следовал своим принципам. Независимо от результатов.
Он всегда был таков. И так же воспитал сына и дочь.
– Я позволил себе побеспокоить вас по делу личного характера, госпожа, – выпрямившись, произнес Рейзе.
– Что-то с Гарриком? – вскинулась Илна; ее мышцы внезапно напряглись и похолодели.
– Простите, я неверно выразился, – ответил Рейзе. По тому, как он вздрогнул в замешательстве, стало ясно: он понял больше, чем Илне хотелось бы. Ну и ладно. В конце концов, все уже, наверное, в курсе. Кроме самого Гаррика, разумеется. Дело в том, что Еаш дядюшка Катчин вчера посетил дворец. Он уже имел беседу с вашим братом, но я подумал: вам тоже следует об этом знать.
– Вы нисколько не побеспокоили меня, Рейзе, – фыркнула девушка. – Давайте выйдем в сад. Я покажу вам свою последнюю работу.
А проходя меж колонн, добавила:
– Вы правы, я не знала, что Катчин здесь. Мой брат имеет привычку забывать все, что ему кажется не важным… а ни я, ни Кэшел не считаем нашего дядюшку важной персоной.
Илна не сшила три полотна между собой, потому что в ее комнате не хватало места для готовой работы. Вместо этого она разместила фрагменты для временного просмотра на западной – затененной – стороне колоннады. Оправданный шаг. Изображаемое действие как бы перетекало из одной части полотна в другую, и нынешнее расположение позволяло лучше рассмотреть детали, чем когда занавес будет висеть в храме перед изваянием Пастыря-Заступника.
– Рейзе прошелся вдоль работы. Вначале он потянулся к изображению но через несколько шагов скрестил руки за спиной, словно боясь прикоснуться к ткани. Дойдя до конца третьей – нижней части, он развернулся и подошел к Илне. Теперь он стоял и молчал с непроницаемым выражением лица.
– Вы первый, кто видит это полотно законченным, – осторожно произнесла она. Набиваться на комплименты она не любила, но полное отсутствие реакции ее озадачивало. – Ничего не хотите сказать, Рейзе?
– Зачем вы спрашиваете, госпожа? – ответил тот дрожащим голосом. – Я ощущаю именно то, что вы хотели. Вам это известно! И любого, кто будет смотреть на вашу работу, охватят чувства, которые вы им предназначили.
