Открыл глаза и увидел потолок собственной комнаты, где потолочные обои усеяны собственноручно им наклеенными люминофорными звёздочками. В центре хаоса нелепых созвездий гордо «светила» Кассиопея.
Сигнал, похожий на пароходный гудок в раннем утре, отнял
лечение
внимание смотрителя от рукописи. Чтобы прийти в себя
выйти из мира фантазий нечистых духов
потребовалась пара секунд. Чем дальше он углублялся в историю, тем легче и незаметнее происходил переход из мира в мир — мозг адаптировался к подобной нагрузке.
Внешний фактор подсказал то, что произошло, прежде, чем Виктор Ильич сам смог бы осмыслить, что на сей раз отвлекло его от рукописи. Скрип ступеньки. Пятой! Кто-то поднимался по лестнице и, судя по всему, не торопясь. «Юрка! — мелькнуло в голове Виктора Ильича. — Что ему ещё надо?!».
Детектив преодолел половину лестницы, походя рассматривая музей, когда голос сверху напугал его.
— Если мне не изменяет память, вы говорили, что вам категорически запрещено появляться в музее, — сказал Виктор Ильич. — Поправьте меня, коли не так.
— Вы меня напугали, — сказал блондин, занеся ногу на следующую ступеньку. Но непреклонно-стальной взгляд смотрителя, казалось, такой не свойственный ему, заставил ногу убрать и потоптаться на месте.
Смотритель продолжал не мигая смотреть на сунувшегося в запретную зону человека словно цербер, охраняющий двери Аида: одно движение — и ты разорван в клочья. В желудке детектива невольно стало холодно и пусто, под ложечкой засосало. Не дождавшись ответной реплики, блондин инстинктивно почувствовал необходимость, унизительную необходимость, в оправдании:
— Я был обеспокоен. Вчера у вас был такой вид…
— Вчера?
— Ну да. Уже, — блондин взглянул на свои командирские часы. — Уже скоро сутки, как вы поднялись туда, наверх. И ни слуху от вас.
— Сутки? — Пронзительный взгляд смотрителя потух. «Сутки! Неужели какие-то три страницы можно писать сутки? Куда провалилось чертово время? И сколько времени я успел так форсировать за столько дней?». — Я думаю, вам не стоит здесь находиться.
— Вы думаете…
— Я думаю! Вам нужно покинуть музей сейчас, немедленно!
— Но что такое?! — негодуя развел руками детектив. — Что происходит?
— А лучше давайте-ка вместе выйдемте на улицу. — Виктор Ильич начал спускаться.
— Я не понимаю…
— А вам незачем понимать. — Виктор Ильич спускался. — Кстати, как вы удовлетворяете свои физиологические потребности? — Виктор Ильич напирал и распалялся. Детектив видел: мужик закусил узду. И ему невольно пришлось спускаться задом. А смотритель продолжал пороть горячку:
— Откровенно говоря, я поэтому-то… из чистейшего любопытства и поинтересовался, покидаете ли вы периметр или нет. «Куда они справляют нужду?» — спросил я себя. Да-да, так и спросил. А вы расценили меня как шпиона! Вас наняла Надежда Олеговна — родной мой человек с детства, так какого черта мне за вами шпионить? — Голос Виктора Ильича набирал мощь, а сам себя он чувствовал одержимым, будто не он сейчас выдавал тираду, а кто-то за него, кто-то вселившийся и подначивающий изнутри. И хорошо кончиться это не могло. Виктор Ильич ничего не мог с собой поделать. А может, и не хотел ничего делать. Он так устал от противостояния, что мог позволить сейчас всем исчадиям ада устроить великий шабаш на руинах музея, если Кошмарный Принц позволит превратить своё обиталище в руины. — Вас не учили в школе детективов дедуктивному анализу?!
Заминка в словесном фонтане Виктора Ильича длилась ровно столько, сколько необходимо набрать в легкие воздух. Он наговорил бы ещё кучу того, о чём впоследствии бы жалел и долго переживал, если бы не…
Пятая ступенька жалобно скрипнула под ногой детектива.
И Виктор Ильич тут же почувствовал себя сдувшимся шариком.
— Вам, правда, лучше уйти, — предельно спокойно закончил Виктор Ильич.
Блондин сошёл с лестницы, молча развернулся и пошёл к выходу.
— Хотя постойте! — окликнул Виктор Ильич.
Блондин остановился в дверях. Помедлил. Обернулся, ухватив руками притолоку.
— Почему вы стреляли… в последний раз? — неожиданно для себя спросил не то, что собирался, Виктор Ильич.
Детектив удивленно вскинул брови.
— Один из подонков пытался перелезть через забор. Мой напарник выстрелил ему под ноги. Этого хватило… Почему вы спросили? — «После всего, что ты мне тут наговорил, странный вопрос тебя интересует. Может, ты совсем сбрендил?», — читалось на лице детектива.
— Я вас ещё больше удивлю, — Смотритель усмехнулся. — На самом деле мне вовсе не это интересно. — Виктор Ильич аккуратно переступил пятую ступеньку. — Вопрос о стрельбе мне показался неожиданным для вас, поэтому я его и задал. Чтобы вы не ушли так поспешно, — Смотритель подошёл вплотную к блондину и проникновенно заглянул тому в глаза. — Ведь я вас обидел?
— Я не ребёнок, чтобы обижаться.
— Уже говоря это, вы обижены. Но это ваше дело, детектив. У меня же к вам дело другое.
— Да, — прозвучало, как «слушаю».
— Пойдёмте со мной, — Виктор Ильич поманил детектива рукой и пошёл к каморке пульта видеонаблюдения. — Знаете, получился замкнутый круг: я вам докучаю расспросами, на которые вы мне так и не сказали ничего конкретного — покидаете ли вы по необходимости вверенную вам территорию. Я бы не спрашивал, будь цел второй монитор. А перекидывать шлейфы кабелей, извините, для моих больных рук — задача практически не выполнимая.
Они зашли в каморку.
— Вот ведь, незадача, согласитесь, правда? Мне нужен монитор. Я уж молчу о продуктах, запаса которых у меня осталось с гулькин нос… Откройте секрет, как вы собираетесь достать то, что мне нужно? Или не собираетесь вовсе? — Виктор Ильич воззрился на детектива, ожидая ответ.
— Ваш монитор разбит, — сказал детектив.
— Вы наблюдательны. Не уходите от ответа.
Блондин открыл было рот.
— Нет! — остановил его Виктор Ильич. — Давайте все-таки сделаем иначе. Я вас привёл сюда не для того, чтобы показать сломанный монитор. Всё проще — здесь телефон. Сейчас мы позвоним Надежде Олеговне и разрешим все нюансы, так сказать, расставим точки над «ё», чтобы…
— В этом нет необходимости, — сухо сказал детектив. Лицо его выражало смесь крайнего замешательства, раздражения и потаенной злости на эксцентричного мужика (если за подобным холерическим поведением действительно крылась эксцентричность, а не банальная шизофрения). Детектив за последние пятнадцать минут крепко усомнился в умственной дееспособности «родного человека с детства» Надежды Олеговны и принял за лучшее — отмалчиваться. Только вот шизик вызывал на диалог. А теперь ещё и звонить «начальству» удумал.
