Гермес кивнул:
— Можешь не сомневаться. Смотри. — Он сунул руку ей в грудь и достал оттуда сердце. — Видишь? Оно не бьется.
Затем он вернул сердце на место.
Элис завизжала. Этот отчаянный визг продолжался очень долго, но постепенно она осознала, что он никак не сказывается на ней — даже горло не першит. А ведь обычный человек физически не может кричать так долго! Живой человек… В конце концов она замолчала.
— Ты закончила? — спросил Гермес, который все это время стоял неподвижно и смотрел на нее.
— Да, — кивнула Элис.
— Вот и хорошо.
Он вынул из ушей затычки.
— Ваши крики для меня — вроде как профессиональный риск, — объяснил он. — Пошли. Мой мотоцикл за углом.
Гермес пошел прочь, и Элис поспешила за ним.
— Не понимаю, — проговорила она.
— Ты вообще мало что понимаешь, ведь так? — отозвался Гермес.
— Но если я мертва, то как вы меня слышите?
— А я думал, что как раз это понятно и без слов.
— Нет, объясните, пожалуйста, — попросила Элис.
— Я бог, — сообщил Гермес. — Ты уже ездила на мотоцикле?
Они остановились у сверкающего красного мотоцикла, который Элис не раз видела перед домом.
— Я… — пробормотала она. — Не может быть. Так значит, вы… Не понимаю. Вы бог?
— Можешь не волноваться, — заявил Гермес. — Даже если мы упадем, тебе не будет больно.
— Вы бог? — повторила свой вопрос Элис.
— Я же уже сказал! Садись назад.
С этими словами Гермес перекинул ногу через сиденье и посмотрел на Элис.
— И куда мы едем? — поинтересовалась девушка.
— В нижний мир.
— Но я не хочу в нижний мир!
— Если ты останешься здесь, то станешь призраком, — предупредил ее Гермес. — Ты сможешь говорить только с медиумами из телевизора. Поверь мне, в нижнем мире тебе понравится больше.
Элис не сдвинулась с места.
— Думаю, ты меня не поняла. Либо ты едешь со мной, либо остаешься здесь одна. Подумай об этом.
Переварив его слова, Элис села на заднее сиденье.
— Вот и молодец! Хорошая девочка! — похвалил ее Гермес.
Убедившись, что Элис уселась, Гермес тронулся с места. Он проехал сквозь машину, стоявшую перед мотоциклом, и стал набирать скорость. Мотоцикл двигался практически беззвучно. Элис не ощущала сопротивления воздуха, и ей показалось, что они вообще стоят на месте.
— Быть мертвым хорошо хотя бы потому, — проговорил Гермес, — что тебе не нужно никакое топливо. Можно ничего не жечь — ведь в каком-то смысле ты никуда и не едешь.
— Я не… — начала Элис.
— Можешь даже не говорить, что ты не понимаешь, — перебил ее Гермес. — Ты умерла всего лишь десять минут назад, поэтому тебя многое удивляет. Пройдет несколько веков, и ты многое поймешь, а пока молчи и наблюдай.
Не дождавшись ответа Элис, он глянул на нее через плечо.
— Послушай, если я показался тебе грубияном, прошу прощения, — сказал он. — Просто мне приходится делать это по много тысяч раз на день, и чаще всего смерть потрясает людей так же сильно, как и тебя. А ведь, кроме этого, я еще должен обеспечивать работу экономики во всем мире. Должен сказать, экономика никогда не обходится без проблем — вы, смертные, вечно во все вмешиваетесь. Кстати, должен сказать, у тебя отлично получалось убирать у нас в доме. Тебе будет нелегко подыскать замену.
Когда они проезжали сквозь машины и людей, попадавшихся им на пути, Элис старалась закрывать глаза или хотя бы смотреть на Гермеса, голова которого по-прежнему была повернута к ней: на дорогу он даже не смотрел.
— Ну что вы! — произнесла она. — Все очень мило, но кое в чем вы не правы.
— Почему это я не прав? — спросил Гермес.
— Я уже собиралась сказать Нилу (Нил — мой друг, он очень хороший человек), я собиралась сказать ему…
Под наплывом чувств она вновь замолчала.
— Что сказать?
— Но если вы бог… Значит, и все остальные тоже?
— Остальные? Ты имеешь в виду моих родственников? Да, конечно! Ты очень туго соображаешь, должен сказать.
— Так значит, Аполлон тоже бог?
— Бог солнца. На практике это означает, что ему абсолютно нечего делать. Солнце всходит и заходит и без него. А что?
— Я… Он… Я…
— Ты спала с ним? — спросил Гермес. — На твоем месте я бы не тревожился на этот счет. С ним все спят. Даже я когда-то это делал — но тогда были уж очень скучные времена. Ой, чуть не пропустил нужный поворот!
Гермес резко повернул направо, проехав сквозь угол обклеенной дурацкими обоями комнаты, в которой пожилая чета мирно смотрела телевизор.
— Вообще-то я могу ездить прямо сквозь все эти дома, — заметил он, — но дороги мне всегда нравились больше.
— Нет, я не спала с ним, — сообщила Элис. — Но мы действительно целовались.
— Целовались? — переспросил Гермес. — Ерунда. Аполлон постоянно целуется — поцеловать его все равно что пожать руку обычному человеку. Но почему вы остановились на поцелуях? Не стесняйся, расскажи мне. Кому еще ты сможешь об этом поведать?
От этих слов Элис вновь захотелось заплакать, но слез у нее по-прежнему не было.
Словно прочитав ее мысли, Гермес сказал:
— Ты больше не можешь плакать. Слезы — это для смертных. Есть еще много такого, по чему ты будешь скучать, в частности все то, что связано с твоим телом. Забудь обо всем материальном — о еде, питье, сне, сексе… Ты больше не будешь целоваться — даже с богами. Безусловно, в смерти есть неприятные моменты. В то же время тебе никогда больше не будет больно, и ты сможешь забыть про усталость и голод. На твоем месте я бы постарался думать только об этом. Так что же у вас произошло?
— Что-что?
— Я имею в виду — после поцелуя.
— Я не могу вам это рассказать.
— Почему же? Он что, взял тебя силой? Я бы не огорчался и по этому поводу — он всегда всех насилует.
— Нет, — сказала Элис.
— Так в чем же дело? — спросил Гермес. — Пойми, это твоя последняя возможность обсудить случившееся с кем-то, кто знает Аполлона. После того как мы расстанемся, ты никогда больше меня не увидишь.
— Он хотел изнасиловать меня, — призналась Элис.
— Только хотел? — удивился Гермес. — Должно быть, ты ему очень нравилась. Или наоборот — ты нравилась ему недостаточно сильно.
Гермес задумался. Тем временем мотоцикл проехал сквозь группку ни о чем не подозревающих школьников, которые переходили улицу на зеленый свет.
— А потом тебя убил Зевс. Очень интересно, — проговорил Гермес.
— Меня убил Зевс? А кто такой Зевс?
— Наш отец, главный бог. Он живет на третьем этаже. Молния — это его излюбленный прием.
— Я с ним незнакома, — сказала Элис.
