- И как бы ты помог? – спросила она.
- Солнечным светом. Как когда-то ты помогла мне, только чуть-чуть больше. Эта рана будет заживать так же медленно, как если бы ты была…
Голос Кинана сорвался.
- Смертной, - закончила за него Эйслинн. – Все в порядке, в этом слове нет ничего такого. Я знаю, кто я, Кинан. – Она вдруг осознала, что по-прежнему держит его за руку, и снова сжала ее. – Будь я смертной, была бы уже мертва.
- Будь ты смертной, она бы тебя и пальцем не тронула.
- Не уверена. Если бы ты заботился о Летних девушках… так же, разве она бы не сделала с ними то же самое, что и со мной?
О том, что Дония может быть такой жестокой, Эйслинн никогда не думала, но лежа в кровати Кинана с четырьмя ледяными порезами было сложно продолжать в том же духе.
Поначалу Кинан молчал, уставившись на лозы “Золотой чаши”, обвивающие изголовье кровати. Прямо на глазах распустились бутоны, превращаясь в фиолетовые звезды, и тонкие стебли потянулись к нему.
- Кинан? – напомнила о себе Эйслинн.
- Я не знаю, - отозвался, наконец, он. – Прямо сейчас это не имеет значения.
- А что имеет?
- Что она напала на мою королеву.
В глубине его глаз замерцало что-то новое, словно поднялись мечи, готовые к бою, и полыхнули блеском металла на солнце.
Наверное, проблеск гнева в глазах короля должен был напугать Эйслинн, но он, наоборот, успокоил ее. Пугали ее другие эмоции, которые она, как ей казалось, заметила в его взгляде: чувство собственничества, страх, желание.
- Но ты ведь пришел за мной. Я поправлюсь.
С этими ее словами Кинан отнял руку.
- Могу я помочь тебе?
- Да.
Эйслинн не стала спрашивать, что ему для этого нужно. Это означало бы сомнения, а ни ей, ни ему не хотелось сомневаться друг в друге, тем более, прямо сейчас. Они были друзьями. Партнерами. Они могли разобраться со всеми проблемами. Потому что должны были разобраться.
Я жива сейчас только благодаря ему.
Если Кинан не вытащит лед изнутри, этот лед не даст ранам затянуться. И со временем потеря крови ее убьет.
Кинан убрал в сторону тяжелое одеяло и мягкий плед вместе с ним.
Хотя ей было больно, Эйслинн все же почувствовала, как внутри нарастает напряжение. И у нее зародилось не очень приятное подозрение, что напряжение это отнюдь не от боли, а от предвкушения.
- Можешь поднять блузку? Мне нужно видеть раны, - сказал Кинан чуть дрожащим голосом, то ли от страха, то ли от того, о чем Эйслинн даже думать не хотела.
Дверь комнаты была открыта. У них не было личной жизни, которую нужно было бы прятать от чужих глаз, но никто бы даже не приблизился к комнате, когда они были там вдвоем. Двор принимал их партнерские отношения без интима, но такое положение дел никого не радовало. И это не было секретом.
Эйслинн молча подняла край блузки, оголив перед Кинаном живот. Раны были прикрыты белым бинтом.
- Это тоже убрать? – спросила она.
Он кивнул, но помочь не предложил. Его руки были сцеплены в замок, а сам Кинан избегал прямо смотреть на Эйслинн.
Аккуратно она оторвала пластырь и сняла бинт. Темно-фиолетовые синяки окружали четыре кроваво-красных раны. Ненамного больше дюйма в диаметре, раны уходили глубоко в ее тело. Проткнув пальцами живот Эйслинн, Дония уже внутри увеличила куски льда.
- Больно не будет, - пробормотал Кинан. – Но, боюсь, будет несколько… неудобно.
На этот раз Эйслинн покраснела сильнее.
- Я тебе доверяю.
Не говоря больше ни слова, он надавил ладонью на обмороженный участок кожи. Прикосновение его руки было словно электрический ток, а в глазах Кинана волны океана омывали заброшенный пляж в лучах великолепного рассвета.
Острое удовольствие пронзило Эйслинн, и она с силой втянула носом воздух.
Он не отводил от нее взгляда, пока солнечный свет впитывался в раны. Пристально глядя ей в глаза, Кинан заговорил:
- Ты исцелила мороз Бейры поцелуем. Я бы тоже мог быстрее вылечить тебя, но… не могу, не так. Я хочу, Эш. Я хочу воспользоваться ситуацией, чтобы поцеловать тебя… сюда, - его взгляд метнулся к ее голому животу, - хочу использовать доверие, которое ты испытываешь ко мне, прямо сейчас, чтобы мы могли затеряться друг в друге. Но не могу. Не могу, когда ты моя и не моя одновременно. Лечить тебя так, как сейчас, получится медленнее, зато так будет лучше. Для тебя и… для всех.
- Думаю, это правильно, - сказала Эйслинн и сделала еще один вдох.
Ее сердце выбивало опасный ритм, а все тело пронизывали струны чистого блаженства, когда от солнечного света внутри нее таял лед. И все это время Кинан смотрел на нее с таким восхищением во взгляде, от которого ей всегда хотелось убежать. Но сейчас бежать было некуда.
Эйслинн уговаривала себя отвести взгляд, но бесполезно. Все, что она могла, - это смотреть и смотреть на него.
Солнечный свет становился сильнее. Эйслинн схватила запястье Кинана и задрожала – не от холода, а от наслаждения, покалывающего кожу и растекающегося по венам. Отрицать бесполезно – это было сексуально. Всего одно прикосновение его руки к ее животу, а ощущения были такие же, как от того, что у Эйслинн было с Сетом.
Кинан глубоко и ровно дышал, и она пыталась сконцентрироваться на этом ритме, чтобы отвлечься.
- Ты должен остановиться…
- Должен?
- Да, - прошептала она, но не убрала его руку и не отпустила его запястья.
Солнечный свет вдыхал жизнь в ее кожу. Его солнечный свет. Наш свет. С губ Эйслинн сорвался вздох, когда пульсация света, льющегося из его ладони в нее, усилилась и заменила собой все остальные ощущения. Она закрыла глаза, а удовольствие волна за волной накрывало ее тело.
Цветы с шелестом потянулись к свету, которым они оба наполняли комнату.
А потом Кинан убрал руку.
Эйслинн казалось, что на ее коже должен был остаться ожог. Она взглянула вниз – ничего не было. Четыре крошечных пореза все еще были видны, но синяки почти исчезли.
- Ты в порядке? – тихо спросила она.
- Нет, - ответил он, тяжело сглотнув. Казалось, Кинан в таком же замешательстве и чувствует себя таким же уязвимым, как и Эйслинн. – Я не хочу быть без нее, не хочу быть без тебя. Она прогоняет меня из-за того, что я чувствую к тебе. Вы обе требуете, чтобы я делал выбор, который никак не вяжется с тем, что, по моим убеждениям, я должен делать. Я мог бы быть счастлив с любой из вас, но я страдаю, и я слаб из-за того, какие у нас сейчас отношения.
- Мне очень жаль, - отозвалась Эйслинн, чувствуя себя более виноватой, чем когда бы то ни было.
- Мне тоже, - кивнул Кинан. – Я бы, скорее, умер, только бы не видеть, что тебе больно, но я никак и никогда не смогу напасть на нее. Ты моя королева, а она… Я всегда любил и люблю ее, порой кажется, что это навеки. Если ты хочешь, чтобы между нами было нечто большее, - он провел пальцами по ее все еще голому животу, - я расстанусь с ней навсегда. Когда я нашел свою королеву, я знал, что должен буду это сделать. И она знала. Мы оба приняли это. Король должен быть со своей королевой. Я это чувствую. Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я это чувствую. Это как…
