— Так по твоей логике, да, ты нам ее не подарила! — рассмеялся Константин. — Ты ее нам продала подороже! Молодец! А это большая разница: подарила или продала?
Она слегка откинулась в кресле, снова застучала ногтями, но глаза у нее потемнели. «Наверное, если Фумус вернется, я висением на собственных кишках не отделаюсь», — догадался Константин.
— Откуда тебе понимать разницу? — насмешливо ответила Секунда. — Я про тебя слышала, так называемый оруженосец.
— Ты оруженосцем был? — удивилась Когната. — А ты почему сейчас драконом не являешься?
— Когната, потому что он тупым оруженосцем был, он драконом стать не смог.
— Не смог! — подтвердил Константин, обращаясь к Когнате. — Дети у людей только тогда драконами становятся, когда забывают, что они люди. Если принимаются говорить как вы, думать как вы, а главное, если полюбят какого-нибудь дракона как своих родителей. Тогда хоп, засыпает человеческий ребенок, а просыпается уже маленький дракон. Я так боялся превратиться, что, если мне снилось, будто летаю, в ужасе просыпался и проверял: есть у меня еще волосы на руках или уже нет.
— Ты маму поймать смог, ты трех драконов убить сумел, а перевертышем стать не сумел? — не поверила Когната.
— Когната, оно так иногда происходит, — сказал Константин.
— Потому что госпожа… Волитара плохим драконом является, — тоже попробовала объяснить Секунда с непроницаемым серьезным лицом. — Константин ей подражать не захотел. Она настолько жалкая тварь есть.
Когната молча смотрела на Константина и ждала ответа именно от него.
— Волитара меня отпустила.
— Оруженосец ей разве не нужен был? — не поняла Когната. — Я, чтобы у меня оруженосец был, хочу. Я бы его никогда не отпустила.
— Но ты Настю отпустила и ты Максима Сергеевича…
— Забавно… — заметила Секунда.
— Что забавно? — спросил Константин, но она не удостоила его вниманием.
Когната продолжала смотреть вопросительно, поэтому Константин закончил:
— Ты Настю отпустила, и Максима Сергеевича отпустила. Что ты на это скажешь?
— Я, что это просто игра была, скажу, — ответила Когната.
— Ну вот и у меня и Волитары игра была.
— Ничего себе, детки, вы поиграли! — не удержалась Секунда. — Красно-белая до сих пор вполсилы огнем дышит и в сырую погоду кашляет. Надеюсь, недолго ей осталось кашлять…
Константин удивился такой осведомленности — Секунда знала то, о чем он понятия не имел.
— Просто отец госпожи Волитары коммунистом являлся, — сказала Секунда Когнате. — А они из обезьян драконов делать не умеют. Такие драконы сами обезьянами становятся. Так что, Когната, поберегись. Ты от Константина заразишься, и ты обезьяной станешь.
— Я не стану, — ответила Когната.
— А вдруг? — шутливо подначивала ее Секунда.
— Потому что Константин не обезьяна есть. Он человеком является.
— Ну-ну, — сказала Секунда на это. — Все они сверху люди, а чуть подожжешь — и обезьяны. Даже среди драконов такое наблюдается довольно часто. А Константин, если разобраться, и не обезьяна, и не дракон. Он шавка. То одним служит, то другим, а лучше всем сразу. Да, Костя? Так ведь? Дали команду, он и выполняет. Когната, ты тоже его приручить можешь. Он по команде совсем недавно с тобой возился. Он, если кто-нибудь правильную команду знает, за тебя голову подставит. Начальники ему тебя защищать приказали, а он только обрадовался.
«Ты что, ревнуешь, что ли?» — едва не ляпнул Константин, видя довольное лицо Секунды.
— Дорогая мама, а кто в этой комнате таковым не является? — озадаченно спросила Когната. — Если мы, конечно, вас не будем считать.
Константину показалось, что кто-то из рыцарей у него за спиной поперхнулся от неожиданности. Константин и сам слегка ошалел от того, как рассудительно это было сказано, вспомнил, что Когната ела жуков, пчел, поймала мышь. Да что говорить, она уже почти месяц не выпускала из рук отрезанную в лесу палку. И тут вдруг такие умные слова.
— Драконы опекуну меня защищать приказали, он тоже рыцарь был, — сказала Когната. — А Септиму никто ничего не приказывал. И Настя меня от пчеловода спасла, хотя она и рыцарем не является. Дорогая мама, это все как-то по-другому устроено. Я, как именно, не знаю. Но, если бы оно все, как вы только что говорили, работало…
Она не могла найти подходящих слов.
— Где ты такое, меня интересует, подслушала, я хотела бы знать, — сказала Секунда.
— Новый опекун мне объяснил, — не стала утаивать Когната. — Когда я ему рассказала.
— Ты новому опекуну, пожалуйста, передай, что он дурачок есть, — попросила Секунда.
— Простите, мама, — извинилась Когната, — но я, наверно, такое говорить не стану.
Девочка, в ожидании, когда разговор продолжится, принялась ходить туда-сюда, упираясь одним концом палки в пол.
— Скажите, а зачем вы меня сюда вообще позвали? — спросил Константин у Секунды.
Та не ответила, только наблюдала за дочерью, иногда ненадолго косилась на Константина, она слышала вопрос, но не желала отвечать.
— Была же причина, — сказал Константин.
— Была, — все же процедила Секунда, задумчиво наблюдая за дочерью. — Сразу много всяких. Хотелось посмотреть, как ты после встречи со мной себя чувствуешь. Потешить самолюбие. Потешила. Ну и было желание сравнить. Представить, что было бы, если бы получилось наоборот. Если бы тебя воспитал Фумус, а меня Волитара.
— Странная идея, — засомневался Константин. — Не представляю, как тогда получилась бы Когната, как эта встреча вообще состоялась бы.
— Ну, можно представить, что ты не был бы тогда мальчиком, а тоже был бы девочкой. Какой бы я получилась у красно-белой, а ты у Фумуса. Тоже бы тут сидел или нет?
— Понятно… И к каким выводам ты пришла?
— Я в ужасе, — сказала Секунда, — как только представляю, что не стала бы драконом, ходила бы по городу, училась бы в школе среди обезьян, пошла бы на работу, копалась бы в огороде, ездила бы на море на поезде с обезьянами. И муж у меня был бы обычная обезьяна. И дети в шерсти. Как вы вообще можете жить так — потея, обрастая волосами, как вы сами себя не перебьете от отвращения, я не понимаю.
— Ну извини, — ответил Костя. — Мы пытаемся, но у нас не получается.
— Что вы за твари такие, — Секунда смотрела с грустным интересом, — раз мы вас не извели. Ведь Греция пала, ведь Рим пал от рук драконов. От тех драконов ничего не осталось, хотя драконы ведут линии наследования оттуда, но это больше красивые легенды, чем правда. Мы тех драконов уничтожили, а вас, обезьян, пока так и не сумели. Зима вас спасает?
— Люди теплые есть, — подтвердила Когната, прохаживаясь.
— Ты острием по камню не стучи, — посоветовала Секунда. — Ты саблю испортишь.
— А это саблей не является, — возразила Когната. — Это, как у Константина, трость есть.
— Убирайтесь с глаз моих, — приказала Секунда. — Что-то мне сегодня раньше обычного посетители надоели.
— У меня куча времени образовалась, — неожиданно для себя заявил Константин, аккуратно приподнимаемый рыцарем за локоть. — Если никто не против, я могу еще заглянуть, поболтаем, колкостями обменяемся.
— Я этому не воспротивлюсь! — весело сказала Когната и вопросительно посмотрела на мать.
— Я тоже, — кивнула Секунда, — но ведь это ты сейчас говоришь. А потом ты спрыгнешь.
— С чего бы? — не понял Константин.
— Если ты думаешь, что это тебя спасет, когда Фумус вернется, то зря надеешься.
— А я и не надеюсь, — отвечал Константин. — Это ты надеешься, что он вернется. Ну и надейся дальше, кто ж тебе мешает?
— У тебя никого нет, — поняла она, когда Константина уже почти вывели.
Рыцарь, почувствовав, что Константин желает ответить, остановился.
— У меня много кто есть, — сказал Константин. — До такой степени много, что одним знакомым драконом больше — ничего страшного.
Она усмехнулась:
— А зачем?
Константин пожал плечами, он и сам не понимал, к чему дал такое обещание. Ему было ее жаль, хотя милосердия Секунда мало заслуживала. С другой стороны, она не скрывала своих взглядов, хотя могла и притвориться жертвой обстоятельств. Их объединяло то, что они оба оказались оруженосцами, а их среди людей имелось не так уж и много, так что Константин испытывал что-то вроде родственного чувства, хотя и осознавал, в какой мере оно ошибочно.
