— Зачем?
— Затем, что воев у нас менее, чем у Великого. Много новиков, кто первый раз в сече. Могут не выстоять. Увидят смока, ободрятся.
— А лазутчики?
— Разъезды вышлю. Не пустим…
Этой ночью Олята почти не спал. Сначала Некрас совещался с ватагой, чертил прутиком по земле, показывая. Малыга кивал головой и вставлял замечания. Затем повечеряли. Прилегли только под утро. Олята едва смежил глаза, как в бок толкнули: вставай! Сонный отрок умылся, но снедать не стал — кусок не лез в горло. Другие тоже не стали. Зато смок не отказался. С рассветом подвезли воз рыбы, змей жадно хватал пастью пахнущих речной сыростью щук и налимов, глотал и довольно урчал. Возчик, глядя, бледнел. Когда змей насытился, Некрас с Олятой заново затянули подпруги, проверили сбрую и снаряжение. Уселись. Ватага унеслась вперед оцеплять назначенное место. Смок разбежался с холма и взлетел. Через несколько мгновений он стоял у дороги, в нетерпении перебирая толстыми лапами. Некрас заставил змея лечь на брюхо. Вдали показалось едва видимое в утреннем тумане войско. Вои шли молча, но шум все равно был слышен: стучали копыта, звякало оружие, скрипели ремни. Вперед вырвались три всадника: Ростислав, Светояр и дружинник с княжьим стягом. Подскакав, встали справа. Кони фыркали и дичились, косясь на смока, но всадники сдерживали. Утренний туман рассеивался, и смок стал хорошо виден. Передние ряды, заметив, сбавили шаг, но сотники, получившие повеление от воеводы, прикрикнули. Поравнявшись со змеем, вои смотрели на него с изумлением и страхом. Тогда Светояр поднял руку в кольчужной перчатке и крикнул громовым голосом:
— Слава князю!
— Слава! — помедлив, отозвалась первая сотня.
— Сла-а-ва!!! — закричали другие, сообразив, что змей, это чудище, пришедшее из сказок, будет сражаться на их стороне. — Сла-а-ва!!! — раскатывалось от дороги.
Кони закрутили головами, а змей, словно почувствовав причину воодушевления, встал на лапы, приосанился и даже слегка рыкнул. Кони шарахнулись, вои на дороге завопили еще громче. Олята, выпрямившись, гордо смотрел вниз. Пусть видят! Он, вчерашний побирушка на торгу, сидит на змее, неподалеку от князя, которому кричат славу. Пусть завидуют! Олята с любовью глянул на покрытый бармицей затылок Некраса и едва удержался от того, чтоб не обнять названного брата. Отрок чувствовал, что любит всех: Некраса, ватагу, князя и воеводу, воев, что шли мимо и даже тех, еще невидимых врагов, на чьи головы сегодня посыплются с неба железные стрелы. Счастье переполняло Оляту. Он украдкой погладил теплое тело смока и засмеялся…
.
Сотник подскакал к тысяцкому и поклонился.
— Чего орут? — спросил Горыня.
— Славу князю!
— Ростислав здесь?!
— Не видел, воевода! Светояр разъезды выслал, не подступить.
— Если Ростислав с войском, будет рать! — сказал Горыня. Стоявшие вокруг сотники заулыбались.
«Неужели князь здесь? — подумал Горыня, трогая на коня. — Не устоял молодец — рати захотелось? Добро…»
Воевода поскакал вперед. Сотники двинулись следом, а по обеим сторонам, обтекая, понеслись конные гридни — защитить, принять на себя коварный наскок, буде такой последует, прикрыть своими телами от стрел. Конники махом преодолели пологий склон и выметнулись на луг. Тот был велик: по три полета стрелы в каждую сторону. Слева темнела в распадающемся тумане дубрава, справа рос кустарник, скорее всего, по берегу старого оврага. Впереди высился пологий холм с голой вершиной — Лысая Гора. Где-то неподалеку жили люди: трава на лугу была скошена, даже стожки успели свезти.
Горыня проскакал треть свободного пространства и остановил коня. Конная сотня также замерла, прикрыв воеводу и его сотников полукольцом. Горыня приподнялся на стременах. К подножию Лысой Горы с той стороны текла темная масса: пешие и конные, блестели зерцала на броне всадников, отсверкивали наконечники копий. Войско! Не сотня-другая конных, выставленных Светояром дабы придержать погоню и отскочить под напором, как было летось, а большая, изготовленная к сече рать. Не только конные, но и пешие. Эти не убегут! Горыня едва не рассмеялся от радости. Получилось! Когда ему донесли, что у плывших по Ирпени пешцев пропала насада, воевода хотел повернуть назад. Вместе с лодкой исчез и сторож. Следовало полагать, насаду увели лазутчики, а пропавшему сторожу развязали язык. Сотники отговорили ворочаться. Доводили: причальная веревка попросту развязалась, насада уплыла сама, а сторож спал, потому и не поднял шума. Горыня велел донести, как насаду найдут, но не дождался. Разумеется, насада могла наскочить на камни и затонуть вместе с лопухом-сторожем, однако жизнь научила воеводу ждать худшего. Ночью он самолично подымался на Лысую Гору, смотрел на многочисленные костры по ту сторону холма. Лазутчики донесли: возле костров вои, их много, это рать Ростислава. Однако Горыня не верил. Зря. Ростислав и Светояр попались на удочку. Высмотрели, что войско у Киева менее, чем объединенное войско Белгорода, и решились на рать. Тысячу спрятанных в насады пешцев проглядели…
Артемий не поскакал вослед воеводе. Русы собрались воевать, ему-то зачем? Гречин тронул бока коня каблуками и отъехал в сторону. Горыня надеется на победу, но исход битвы предсказать трудно. Даже непобедимых ромеев турки били. Если Белгород одержит верх, следует позаботиться о себе…
Дионисий остался недовольным его поездкой в Белгород.
— Слуги князя, баба Некраса… — недовольно проворчал епископ. — Что они знают?
— Я не смог откопать кости руса, — сдерживая ярость, сказал Артемий. — Во-первых, они обгорели, во-вторых, могилу сторожат.
Епископ глянул исподлобья.
— Если Некрас мертв, это к лучшему, — сказал, вздохнув. — От базилевса вчера привезли повеление: сыскать руса и, если жив, позвать в Константинополь. Базилевс предлагает ему пост логофета и много золота. Прежде требовали убить! — Дионисий побагровел. — Как можно служить Мануилу, если вчера повелевают одно, а завтра — другое?! Если я не убил Некраса, виноват! Если убил, виноват тем более. В Константинополе политика меняется, как порыв ветра. Как мне говорить с Некрасом, если тот жив? Во-первых, он не захочет. Во-вторых, не поверит…
Артемий молча склонил голову. Он разделял мнение епископа. Некрасу лучше быть мертвым. Если рус уцелел и доберется до Константинополя, Артемию не жить. У ромейских логофетов длинные руки. Это не купец, потерявший сына…
— Поедешь с Горыней! — велел Дионисий. — Святослав уверен, что в этот раз одолеет Белгород. Если сложится так, найди свиток Некраса, возможно, не сгорел. За свиток Константинополь простит все. Я дам золота, много, не жалей! Подкупи Горыню, подкупи его сотников, но свиток добудь! Некрас писал его по-гречески, русы не поймут, что там. Станут спрашивать, ответь: святое писание. Сошлись на меня. Отстанут.
