Горыня яростно оглянулся. Князь велел взять в поход слугу туровского епископа, лазутчика. Проникнув в Белгород, тот подтвердил гибель смока. Окажись гречин рядом, воевода изрубил бы его сам. Но слуга остался позади…
Смок, показав себя наступающему войску, полетел к Лысой горе. Развернулся, проплыл над изготовившейся ратью Белгорода и, спустившись до высоты головы коня, понесся на киевлян. Огромный, начищенный до блеска нагрудник змея блестел на солнце, его жуткая голова, усеянная костяными выростами, была вытянута вперед, пасть раскрыта. Атакованное войско невольно попятилось.
«Стоять!» — хотел крикнуть Горыня, но не успел. Смок заревел. Этот рык, трубный, громогласный, леденящий душу до потери разума, разметал войско. Кони вставали на дыбы, сбрасывая всадников, метались в стороны, валя наземь других, били копытами, кусались… Войско превратилось в обезумевшую толпу. Усидевшие в седлах поворачивали коней и, отчаянно хлеща их плетками, бежали вспять. Остановить их было невозможно. Горыня, плотно затиснутый с боков, и не помышлял. Конница лавой потекла вниз по склону, безжалостно опрокинула и стоптала свою же пехоту и, вырвавшись, на простор, понеслась вскачь — как можно дальше от страшного места. Сильный, породистый жеребец воеводы вынес его вперед. Оглядываясь, Горыня видел, как вслед бегущим киевлянам скачут белгородцы, их мечи сверкают на солнце и опускаются, разя врагов. Воевода переводил взгляд на небо, ожидая, что вот-вот мелькнет крылатая тень, обгонит конную толпу, развернется и пойдет на нее грудью, как только что на лугу. Кони встанут на дыбы и понесут всадников в обратную сторону — под мечи преследующих белгородцев. Ничто не спасет Горыню от позорного полона, а то и гибели…
Однако смок вперед не вылетел. Опустившись до голов бегущих, он рыкнул, заставив малую часть киевлян метнуться в сторону. Обезумевшие кони внесли всадников в глубокую балку и, проскакав по ней с полверсты, замедлили бег. Выход преграждала цепь воев. Все как один в броне, с опущенными личинами, они сидели на конях, грозно опустив копья. Беглецы начали останавливать коней и растерянно оглядываться. Самые сообразительные стали поворачивать, но замерли. Преследовавший их змей сел на берег балки и, вытянув шею в сторону киевлян, негромко рыкнул.
Кряжистый всадник выехал из заслона и поднял личину.
— Слухай меня! — проревел, заглушая конское ржание и людской ропот. — Всем кинуть оружие, снять бронь и оставить коней. Сапоги тоже сымайте — бежать будет легче. Порты можно оставить, — всадник втянул носом. — Стирай их за вами…
Заслон за его спиной загоготал.
— Нас десять на одного вашего! — отважно сказал, выехав вперед, молодой Вук. — Вмиг посечем!
— Что ж у горы не сек? — усмехнулся Малыга (это был он). — Ты, отрок, не заминай! Змей оголодал. Хочешь первым на закуску?
Вук закусил губу.
— Сечь безоружных не будете? — спросил другой киевлянин, немолодой, в старой, посеченной броне.
— Даже в полон не возьму! — сказал кряжистый. — Мне без нужды. Идите себе! Как-нибудь добредете…
Немолодой киевлянин кивнул и расстегнул пояс. Тот мягко упал на траву вместе с саблей. Киевлянин снял шлем и потянул через голову броню. Его примеру последовали другие. Вук несколько мгновений зло крутил головой, а потом рванул с головы шлем… Немолодой киевлянин бросил на траву онучи и пошел к всадникам.
— Онучки подыми! — посоветовал Малыга. — Надерешь в лесу лыка, сплетешь лапоточки — легче брести.
— Нож оставил! — сказал киевлянин.
— Подбери! Другие пусть тоже берут — по одному на десяток.
— Спаси тебя бог, боярин! — поклонился киевлянин.
Малыга кивнул. Попавшие в западню киевляне, освободившись от оружия и коней, брели к заслону. Двое воев Малыги, спешившись, споро обыскивали полоненных, бросая в сторону припрятанные ножи и калиты. Пропущенные, кто шагом, а кто, переходя на бег, скрывались за поворотом балки. Дело шло к концу, когда Брага схватил одного из подошедших за руку.
— Я тебя знаю!
Зазвенела сталь, Брага, охнув, упал на траву. Напавший на него киевлянин рванулся бежать, но вой из ватаги подставил ногу. Беглец упал. Вой прыгнул ему на спину и стал выворачивать руку с ножом. Подбежавший Брага помог. Беглеца подняли на ноги, Брага заглянул в лицо.
— Некрас! — крикнул он громко. — Глянь, кого спымали!
— Держи смока! — сказал Некрас Оляте и спрыгнул на траву. Скользя на каблуках, сотник спустился по склону и подошел ближе. Задержанный с ненавистью глянул на него.
— Артемий! — воскликнул сотник.
Артемий не ответил.
— Бегите! — сказал Малыга столпившимся киевлянам. — Не ваша справа!
Полоненные не заставили себя упрашивать. Малыга спешился и подошел ближе.
— Ишь, змея! — сказал, разглядев гречина. — Попался!
— Ножом меня! — пожаловался Брага, растирая грудь. — Хорошо, броня!
— Повесим его? — спросил Малыга. — Или на кол посадим? Чтоб подольше мучился…
— Я не кат! — сказал Некрас, доставая саблю.
— Пощади! — Артемий упал на колени. — Не своей волей! Дионисий велел! Убить меня грозил!
— Дионисий велел убить меня! — хрипло сказал Некрас. — А Улыбу?
— Это не я! Не знаю никакой Улыбы!..
Некрас помедлил, опустив саблю.
— Дионисий велел передать тебе, — заторопился Артемий. — В Константинополе передумали. Базилевс зовет тебя на службу. Обещает пост логофета и богатое содержание. В моей калите грамота базилевса и золото. Позволь, господин?
Некрас кивнул и бросил саблю в ножны. Вои отпустили руки гречина. Артемий вытащил из-за пазухи кожаную калиту. Некрас протянул руку, но Малыга перехватил тяжелый кошель. Распустил ремешок, осторожно глянул внутрь и только затем вытащил свиток. Передал Некрасу. Тот стал читать, а Малыга взвесил мешок в руке и высыпал часть содержимого (все бы не поместилось) на широкую ладонь. Встряхнул монеты и разгреб пальцами. Выудил из кучки золотую серьгу с яхонтом. С любопытством поднес к глазам.
— Покажи! — хриплым голосом сказал Некрас.
Малыга протянул украшение. Некрас бросил свиток, взял серьгу.
— Улыбы! Сам покупал! — сказал, потянувшись к сабле.
Артемий рванулся, но вои, бывшие настороже, прижали гречина к земле. Артемий заверещал. Некрас извлек клинок и стал сбоку. Брага с напарником сделали шаг назад. Артемий выпрямился, в этот миг тонко свистнула сталь. Голова со шрамом соскочила с плеч гречина и покатилась по траве. Обезглавленное тело мешком сунулось вперед, пятная траву алыми пятнами. Некрас бросил саблю в ножны и втоптал в землю свиток базилевса.
