— Вяжите добро в торока и скачите в весь! — велел Малыге. — Забирайте Нежану с детьми и уходите, пока в Белгороде не опомнились!
— А ты?
— У меня с воеводой ряд! Сам писал.
— Ты тут более не надобен.
— Не гоже уходить без спросу.
— А как нападут?
— Некому более.
— Как знать! — вздохнул Малыга. — Олята с сестрой остаются?
— Он надобен.
— Тогда я останусь, — сказал старый кмет. — Пригляжу. Коней и добычу ватага доставит.
Некрас пожал плечами.
— Слышали! — повернулся Малыга к воям. — Слезай долу!..
— Кто это был? — спросил Олята, когда сотник взобрался на змея.
— Убийца Улыбы.
«А кто признал? — хотел спросить отрок. — Никто не видел, как Улыбу убили». Однако вид сотника не располагал к вопросам, и Олята промолчал. Некрас привязался к седлу и взял повод. Смок, будто ждал, побежал по склону балки и поднялся на крыло. Они набрали высоту. Сверху Олята хорошо видел, что происходило внизу. Далеко впереди мелькали черные точки — конники Светояра преследовали беглецов. Другие вои и конники вели повязанных киевлян, некоторые обдирали трупы. «Как быстро все!» — вздохнул Олята.
На самом деле вышло не быстро. Конники, преследовавшие беглецов, вернулись затемно. Только тогда прояснилась цена победы. Киевляне оставили у Лысой горы три четверти войска: больше половины конных и всю пехоту. Большей частью полоненными, но и павших много. В войске белгородцев многие потеряли летось близких, поэтому секли врага безжалостно. Высекли бы всех, да Светояр помешал. Скакал вслед, крича, что не смели. Нехотя, но дружина подчинилась. Потери белгородцев оказались ничтожными: с десяток убитыми и втрое больше ранеными. Многие пострадали от своих же: упали с коней в тесноте да давке, а встать не смогли… Перепуганные киевляне не сопротивлялись. Бежали в ужасе, безропотно подставляя шеи под клинки…
Когда воевода донес о том князю, Ростислав расцеловал старика в обе щеки. В порыве чувств обнял случившегося рядом Некраса и даже Оляту. Отрок ошалел от нежданной княжьей ласки, Светояр ласково потрепал его по плечу.
— Жди награды, сотник! — сказал воевода Некрасу. — Я скуп, но для тебя не пожалею. Заслужил!
Награда последовала не сразу. Белгород пировал три дня. На торговой площади сбили длинные столы, из княжьих закромов волокли вареный мед, пиво, мясо, пироги, хлеб, прочую снедь. Люд тащил из домов свое. Радость переполняла людей. Не нужно более думать о приходе врага, разорении и самой смерти. Ушло тягостное ожидание несчастья. На площади и улицах кричали «славу» князю, здравицы воеводе, отважным воям, сотнику Некрасу и его змею. Пьяные валялись повсеместно, некоторые так и не проснулись. Городские ворота стояли в распашку, брошенные перепившейся сторожей. Если б враг захотел в эти дни захватить Белгород, то сделал бы это легко и без крови. Но врагов не было: Святослава разбили, а другие князья сидели далеко.
В княжьем дворце пили не меньше, чем на площади. Некрасу было мучение. Его сажали по левую руку от Ростислава (по правую сидел Светояр), и пока князя, бесчувственного от выпитого, не оттаскивали почивать, улизнуть не удавалось. Приходилось слушать славословия и здравицы, говорить самому, подымать кубок и пить, пить, пить… В первый день Ростислав пожаловал сотнику золотую шейную гривну. Княжеский подарок! Князем на Руси можно стать рождению и никак — по заслугам, золотая гривна не делала Некраса ровней Ростиславу, однако честь была велика. Многие глаза зажглись завистью. Оляте тоже пожаловали гривну, обычную, серебряную. Оляте по юным летам не довелосьь сидеть за княжьим столом, было хоть кому приглядеть за смоком. Не то с голоду околел бы! Некрасу дали в житло опустевший дом Улыбы, но там поселились отрок с сестрой. Некрас отказался. Ему и змею нашли конюшню в пяти верстах от Белгорода. Домик при конюшне был маленький, не чета сгоревшему в Волчьем Логу, но сотник не жаловался. Змей в конюшне помещался, а Некрасу, еле приползавшему после пиров, было все равно, где спать. У дома его встречал Малыга, помогал сотнику слезть с коня и добраться до лавки. Некрас проваливался в тяжкий сон, а чуть свет его толкали присланные из Белгорода гонцы: «Князь зовет на пир!» Некрас вздыхал, жадно выпивал поднесенный Малыгой ковш рассолу и отправлялся на муку.
Только на четвертый день удалось поговорить с воеводой.
— Тебя не гонят! — удивился Светояр. — Оставайся! Женим на боярышне — с тобой многие захотят породниться, возьмешь приданое, надел князь даст, построишь хоромы — живи да радуйся!
— Своя земля есть! — хмуро сказал Некрас.
— Что не живешь в ней?
— Сосед согнал!
— Потому и нанялся в кмети! — догадался воевода. — Ватагу завел, змея вырастил… Много земли?
— Много.
— Без смока не отбить! — согласился Светояр. — Чуял я, не простой ты кмет. Боярин, значит. Кто князем у вас?
Некрас не ответил.
— Боишься, упредим ворога? — усмехнулся воевода. — Ладно, не говори. Другое поведай: зачем киевских тайком ободрал?
— Не я.
— Твои кмети!
— Это их добыча.
— Добычей следует делиться с князем!
— Тем, кто у него на службе. Мои люди ряд с князем не клали. Своей охотой пришли, свое и взяли.
— Полон зачем отпустили?
— Не нужен.
— В том полоне Вук, сын Горыни, был, — вздохнул Светояр. — Мы кое-кого из них переняли, поведали.
— Зачем тебе Вук?
— Легче с Великим рядиться.
— И без того срядитесь.
— Вот срядимся — отпущу! — сурово сказал воевода. — Пока жди!
Ждать пришлось недолго. Назавтра в Белгород прискакал гонец.
— Князь Святослав Киевский просит позволения войти в твои земли! — поведал Ростиславу. — У Городца стоит.
— С дружиной?! — ахнул Ростислав.
— С малой! — успокоил гонец. — Хочет поклониться праху павших воев, панихиду отслужить. Митрополит с ним!
Ростислав и Светояр переглянулись: умно! Нашел Святослав повод! Поклониться праху мертвых не зазорно, а там можно о мире толковать. Митрополит к месту: ряд крестным целованием скрепить.
— Передай князю: будет дорогим гостем! — сказал Ростислав. — Скачи!
Этот и следующий день прошли в хлопотах. За пирами о мертвых киевлянах забыли. Сором! Хоть и враги, но все ж христиане… Тела требовалось срочно собрать и похоронить. Из окрестных весей согнали смердов, вывели и горожан. Трупы на поле почернели и стали смердеть, многих поклевали птицы и растащили на части дикие звери — люди ворчали. Однако князь не скупился на пиво и брагу, работа кипела. Одни копали огромную и глубокую яму, другие стаскивали и возили на тележках распухшие тела. Тишком обдирали с трупов то, чем побрезговали дружинники. Валили убитых в яму без бережения, не редко — в чем мать родила. Воевода хмурился, но молчал. Похмельные дружинники рыскали по полю, выглядывая: всех ли собрали? На открытых местах было чисто, а в кусты да буераки дружинники не лезли. Если раненым забился туда, а после раненый — пусть! Зверье со временем разберет по косточкам…
