Следом, подпирая сотню Берсеня, ринулись остальные шесть сотен. Им пришлось атаковать уже по трупам, по выбитым из сёдел, но ещё живым сородичам… Фаланга была взломана в единый час, велитов частью потоптали конями, частью взяли в мечи… Дольше всех держались шесть десятков триариев, вставших вокруг вексиллума и отчаянно оборонявшихся. Этих выбивали стрелами, порядком опустошив тулы… Два десятка ещё оставались живы, когда Ивещей скомандовал отход. Подчинились нехотя… А потом – хвалили предусмотрительного воеводу, который в последний момент вывел конницу из-под огненного дыхания «аспидов» и слитного удара двух отборных – под серебрянными вексиллумами когорт.
-Стрелами! – хрипато орал воевода, находясь уже вне боя, а возле себя жёстким решением придержав две сотни – резерв. – Стрелами их, гадов!
Ну, восемь – не восемь, а шесть сотен лучников в сражавшейся части его тысячи было. Шесть сотен лучников – страшная сила, которой вполне достаточно, чтобы смять любое сопротивление. Ибо это – тридцать шесть сотен стрел одновременно в воздухе. Туча! Дождь, уязвляющий железом!
Трибун67, ведущий когорты на выручку погибающим соратникам, был либо молод и горяч, либо не ведал, что его ждёт. За что и поплатился – стрелы пошли густо, кощунники бы сказали – заслонили собой Коло. И почти все тучно легли в голову первой когорты, по базиликанскому обычаю идущей мощным, слитным квадратом. С вексиллумом, резервом и трибуном в центре, велитами на флангах и в тылу…
Пока Ивещей вытягивал на себя когорту за когортой, князь Лютень и присоединившиеся к нему Туры Рудослава во главе с самим воеводой, атаковали оставшиеся три когорты. Те пострашнее были – встали одним большим квадратом, на флангах имея «аспиды», близко не подпускали и зайти себе в тыл не давали. И попробуй-ка, возьми две тысячи пехотинцев, когда они встали крепкой ногой и не желают никуда уходить! А терять воинов Лютень не желал, предпочтя свести пока весь бой к перестрелке. Всё одно с родянскими лучниками мало кто может сравниться…
Никто и не пытался равняться. Как и в пешем строю атаковать конницу – безумие, стойное разве что орингов… Они, правда, пару раз пытались. Кровью умылись! Здесь же единственное оружие, которое могло бы остановить родянскую конницу – два полупустых «аспида». Но они, к тому что горючего «Дыхания Дракона» в сосудах осталось на один выстрел, не могли удержать конницу надолго. Ну, сгорит поднятое выстрелом пламя… А дальше – что?
Ивещей и его тысяча, меж тем, порядком потрепали выступившие против них когорты. Первую – и идущую тоже первой – выбили стрелами и дотоптали конями. Вторая неожиданно упёрлась… В ней почти не осталось панцирнников, но велиты, хоть единственным доспехом у них были холщовые рубахи, сражались отчаянно, а потери дружинников росли слишком быстро. Слитный залп сотни пращников, он тоже страшен. Притом убитых было немного, больше – раненных. Знахари-травники сотен прямо под копытами мечущихся коней перевязывали им раны, заговаривали…
-Не пойдёт! – заорал вдруг Ярослав, когда третий подряд накат конницы не принёс результата и тысяча вновь откатилась, теряя людей и коней. – Воевода, надо менять что-то!
-Что?! – взвился в седле Ивещей, советчиков из молоди не любивший – жуть. – Что ты мне посоветуешь?! Тут пехота нужна, чтобы их взять! Неспешно врубиться, удара снизу не боясь! И – припереть их к лесу!
-Так… Мы что, пешими драться не сумеем?! – возмутился слышавший разговор сотник Дуб, прозванный так не за глупость, но за сугубые рост и крепость тела. – Прикажи, воевода! Я – готов!
Ивещей и рад бы приказать, да что-то против души ложилось. С князем посоветоваться?.. А где он, князь? Это перед боем – разумник не по возрасту, осторожный и восхищение вызывающий. Как бой… Ищи князя в самом пекле!
-Вели, воевода! – поддержал Ярослава и Дуба ещё один сотник – Берсень, только вышедший из боя и выведший туда же свои потрёпанные десятки. – Ну же, пока не поздно!
-Вот вы втроём и пойдёте! – озлился Ивещей. – Что я уговариваю дурней?! Всё одно кони устали, тулы опустели… Ярослав, ты – старшой!
-Благодарю, воевода! – скрыв довольную улыбку в поклоне сотник. Велика честь, вести три сотни, когда рядом – куда более опытные!
-Благодарить будешь, коли из боя живой вернёшься! – огрызнулся воевода. – Сам бы повёл, да куда там… И в поединке – обузой буду!
Тут Ивещей, пожалуй, лукавил. То, что стар – верно. Толст сверх меры… кольчугу специально шили. Но булава его, огромная и в чужих руках – неповоротливая, летала пёрышком лебединым. Да и в двобоях на дружинном поле, на булавах и мечах, секирах и сулицах, равных себе если и знал, то – редко. Ярослав один раз – одолел. Мокрый потом был, как мышь. И бока болели, в синяках были…
Пока воевода Ивещей страдал, шестым воеводским чувством ощущая неправоту своего согласия, три дружинных сотни торопливо спешивались. Многие – особенно ветераны, побывавшие не в одном походе и пострашнее нынешнего – открыто жалели, что из щитов – лишь обычные гардарские – на перевёрнутую каплю похожие. На коне, может, и хороши. Но спустившись на твёрдую землицу, лучше иметь в левой руке щит вроде скутума – если в первом ряду, или круглого тарча – если в задних. А этот… Ноги стоящим впереди не прикрывает – они и для стрел с желудями, и для мечей с копьями уязвимы. В задних рядах тащишь его как бревно – бесполезное и тяжёлое. Неудобен… С другой стороны, по руке и коннику, и пешему. Потому родянская конница – универсальна, может и на земле сражаться, что эти щиты есть… Это, конечно, одна из причин, не единственная и не главная.
Ну, как бы там ни было, сбили клин – против фаланги первейший способ пешей атаки. Можно, конечно, стенка на стенку атаковать, но – не выгодно. Надавить с такой силой не получится, а пока базиликанскую фалангу – четыре первых ряда, из самых защищённых воинов составленную не проломишь, до честного боя всё равно не доберёшься. В «свинье» же, как нередко именовали клин, идущие впереди тяжело вооружённые богатыри, лучшие воины – самые смелые и умелые, первыми пробивали вражеский строй. Следом шли те, у кого и доспех похуже – лишь нагрудник булатный, и меч – с булатной оковкой, а то и вовсе без оной… Молодь, одно слово!
Три сотни – не три, но две с половиной точно – ударили разом по врагу. В сто ужасно медленных, на самом деле – широких и яростных шагов дойдя до базиликанского первого ряда, врубились яростно и зло. В первом ряду и впрямь лучшие богатыри – Ярослав со своей страшненькой секирой, Яросвет и Дуб. Берсеню, как ни орал, как ни брызгал слюной, отвели место в середине. Там он и пал – первый из них, получив свинцового «жёлудя» в лоб от руки меткого велита… Погиб ли – никто не думал, на всякий случай оттащили в обоз…
