Очень скоро с арены донесся троекратный зов трубы. Значит, публику начали впускать на трибуны. Почти сразу послышался характерный гул, проникавший во все закоулки цирковых построек и заставлявший волноваться обитателей зверинца: шаги тысяч ног, шаркавших по вытертым каменным плитам, и ропот примерно десяти тысяч голосов, что-то восклицавших, ругавшихся, кого-то призывавших посреди всеобщей борьбы за выгодные места.
Этот гул вскоре выровнялся и, отнюдь не исчезнув, пронизал своими вибрациями самые камни Империум-Цирка и даже землю под ногами. Заунывные трубы принялись исполнять замысловатые трели, и гладиаторы двинулись главным тоннелем на арену: им надлежало присутствовать при торжественном открытии сегодняшних игр.
Арена за минувшие несколько дней полностью изменилась. Больше не было ни углублений, ни каких-либо сооружений. Повсюду только свеженасыпанный, ровный белый песок.
Гладиаторы миновали Врата Воителей и вышли на ослепительный солнечный свет. Со всех сторон слышался приглушенный рокот толпы.
Их появление вызвало бурю приветственных криков, прокатившуюся, как волна, по всей чаше Цирка до самых верхних рядов. Потом крики стихли, раздались короткие, повелительные сигналы трубы, означавшие выступление влиятельного вельможи.
— Граждане Луксура! Добро пожаловать на сегодняшние игры! Я учредил это представление, дабы воздать честь могучим героям, как новичкам, так и всеми любимым, прославленным чемпионам, что орошают нашу арену своим честным потом и священной кровью. Радостно видеть, сколь много наших сограждан пришло выразить им свое уважение!
Говоривший был не кто иной, как сам Тиран. Гордый Коммодорус стоял на своем возвышении у края арены. Его плечи облекала белая тога с золотой каймой, свисавшая красивыми свободными складками, дабы подчеркнуть совершенство подтянутого, крепкого тела. Под тогой красовались боевые доспехи: поножи до колен, бронзовый нагрудник и чешуйчатый килт, а у пояса в ножнах висел короткий меч. Уж верно, подобный наряд был выбран не случайно и вполне соответствовал похвальбе Коммодоруса, якобы когда-то бывшего гладиатором.
— Что же касается распорядка сегодняшних зрелищ, — продолжал Тиран, — я весьма сожалею, но окончательная роспись поединков была составлена лишь нынче утром и не была выведена заблаговременно. Надеюсь, однако, что каждому из вас уже представилась возможность сделать ставку на того гладиатора, который представляется ему наиболее достойным! А теперь позвольте мне с величайшим сожалением объявить, что означенной задержкой мы до некоторой степени обязаны печальнейшему событию, а именно, трагической гибели одного из наших прославленных победителей. Мы знали его под именем Хальбарда Великого…
Это надгробное слово вызвало немалый шум на трибунах. Всеобщим вздохом горя его трудно было назвать. Люди обсуждали непредвиденную перемену, испытывали неизбежное разочарование и строили новые планы, прощаясь с чем-то привычным и знакомым.
Конан, стоя вместе с другими гладиаторами в последнем клочке тени у восточного барьера арены, воспользовался минуткой относительного спокойствия и присмотрелся к зрителям, плотно обсевшим скамьи. Он сразу заметил, что последние изменения в устройстве арены, которым он недавно был свидетелем, завершились, и нижние ряды почетных сидений на западной стороне Цирка теперь прикрывала каменная терраса с высокими арками. Приглядевшись, Конан рассмотрел там знакомые физиономии из труппы Ладдхью, в том числе Сатильду, еще не снявшую гимнастического костюма. Стало быть, акробатов пригласили внутрь, чтобы они составили компанию богатым и знатным, пока будут длиться гладиаторские бои. Тут снова воцарилась тишина: Коммодорус продолжал свою речь.
— Отдавая скорбную дань безвременной смерти героя, не будем все-таки забывать, что сегодня у нас праздник! Возрадуемся отваге молодых бойцов, лишь недавно сумевших о себе заявить, возрадуемся искусству акробатов, провидцев и невиданных зверей из труппы мастера Ладдхью. Эти замечательные артисты решили продлить срок своего пребывания в Луксуре, чтобы восхищать нас снова и снова! Поприветствуем же их!..
Трибуны послушно разразились рукоплесканиями.
— А еще, — продолжал Коммодорус, — сегодня мы имеем честь принимать высокого гостя. К сонму блистательного духовенства и военачальников, вельмож и ученых светил, каждый раз посещающих наши скромные торжества, добавился почетнейший гость — Верховный Управитель Бальбал. Мы все знаем Бальбала как достойного избранника церкви и города, главного распорядителя стражи и судов. Добро пожаловать, Бальбал!
Он сделал широкий жест рукой, и с почетного сиденья на балконе поднялся невысокий полный человек. Он был облачен в пурпурную тогу, на голове блестел позолоченный шлем с высоким гребнем. Было заметно, как ерзал этот шлем, неплотно держась на лысеющей голове. Бальбал производил впечатление скорее чиновника, нежели непреклонного борца за правопорядок. Он даже не попытался обратиться к шумной толпе, отделавшись тем, что помахал, рукой, и вновь скрылся среди свиты Тирана.
— Итак, начнем представление! — объявил Коммодорус, когда Бальбал отступил в глубину балкона. — Но сперва, друзья мои, позвольте спросить: что каждый из вас думает о вооруженных грабителях? Я имею в виду изменников, самовольно покинувших армию своего королевства, дабы наживаться разбоем, грабя торговые караваны, путешествующие между могучей Стигией и нашим возлюбленным государством-побратимом — Коринфией. Как, по-вашему, что следует делать с такими разбойниками?
Толпа своего мнения отнюдь не скрывала. Раздался дружный рев, от которого затряслись скамьи. Тысячи людей гневно потрясали в воздухе кулаками.
— Как вы считаете, сограждане, — продолжал Коммодорус, — способны ли эти налетчики, трусливые хауранские дезертиры… — право, они всего лишь трусы, несмотря на всю свою жестокость и подлость! — способны ли они одержать победу над славными героями нашего Цирка? — Тиран сложил на груди руки. — Помните, они знают наше правило: пленник, одержавший победу, получает свободу…
Его последние слова почти заглушил ужасающий гвалт: зрители вопили, размахивали руками, кто-то вскакивал на ноги и, одолеваемый жаждой крови, чуть ли не падал вниз, на арену.
— А теперь — тихо! — приказал Коммодорус. — Сейчас Храмовый Первосвященник Некродиас произнесет молитву и призовет Богов. Потом выведут пленников, и мы с вами увидим, кто победит!
Лысый старый Первосвященник скрипучим голосом заговорил на древнестигийском; слова и фразы казались совершенно непроизносимыми — язык сломаешь.
