Конан не стал принимать участия в расправе над обреченным врагом. Оглядев арену, он ощутил странное разочарование. Верхом, на воле, в своих родных предгорьях хауранцы славились как поистине непревзойденные воины. Здесь, в Цирке, это были несчастные пленники, сломленные если не духовно, то физически. После того, как их морили голодом, и пешими тащили сотни лиг по раскаленной пустыне, они мало что могли противопоставить сытым и хорошо тренированным гладиаторам. Словом, бой показался Конану определенно нечестным. Вместо битвы, достойной мужчин, на арене происходила какая-то показуха.
Что до гладиаторов, все они остались живы и на ногах. Те, кто был, с позволения сказать, ранен, мог похвастаться разве что помятой рукой или ногой или кровавой ссадиной на голове.
Вот вышли со своими крючьями и тележками жрецы в красных одеждах и начали убирать мертвых, а цирковые бойцы возобновили строй. И под громоподобные аплодисменты всего цирка развернутой шеренгой встали перед балконом Тирана.
— Великолепно! — провозгласил Коммодорус, утихомиривая разошедшуюся толпу широкими, повелительными жестами оратора. — Изменников постиг заслуженный конец, не иначе, предопределенный самими Богами, а наши герои в который раз покрыли себя славой, подтвердив свою непобедимую мощь! — И он торжественным движением ответил на салют гладиаторов, стоявших внизу с мечами наголо. — Мы приветствуем вас, герои Луксура!
Взрыв восторга, сопроводивший эти слова, далеко превзошел все, что Конан до сих пор слышал на этой арене. Зрители не просто аплодировали, — они еще и вовсю топали ногами по каменным плитам. Ничего удивительного, что Цирк задрожал. Даже песок на арене ощутимо зашевелился — так дрожит поверхность воды, готовой вот-вот закипеть в медном котле.
— А теперь — развлечение попроще, — продолжал Коммодорус, когда буря несколько стихла. — Наш почтенный гость, Управитель Бальбал, согласился принять в нем участие вместе со мной. Сейчас мы спустимся на арену!
Тут опять начался топот и крик, послышался свист и веселые выкрики. По всей видимости, то, что собирался предпринять Коммодорус, было знакомо и привычно зрителям и весьма ими любимо. Но ничего необыкновенного, сулящего острые ощущения, не содержало. Приготовления уже шли полным ходом. На арену вытащили огромную передвижную лестницу, покрытую ковром и окаймленную позолоченными перилами. Добрых два десятка рабов собирались установить ее около Врат Героев, чтобы Тиран и кто там еще пожелает могли без труда сойти вниз, на песок. А потом вернуться назад.
Тем временем гладиаторы удалились к стене арены, где уже стояли столы и скамейки, а рабы выставляли напитки и блюда с легкой закуской. Слуги вооружились кувшинами и губками и принялись отмывать загорелые тела бойцов от пота, крови и налипшего песка, одновременно помогая начищать оружие и доспехи. Солнце висело прямо над головами, жара стояла невыносимая. Многие воины рады были избавиться от разогревшихся металлических пластин доспехов и удушливых стеганых курток. Рабы полными кувшинами окатывали их водой, и происходило это под восторженно-игривые вопли зрителей, сидевших на ближайших рядах. Вернее сказать, зрительниц: здесь сидели в основном жены богатых луксурцев и их смазливые дочери, и все они тянулись вниз, поближе к своим любимцам, самым нескромным образом повисая на ограждении. Оттуда, где расположился Конан, Сатильды не было видно. Киммериец только надеялся, что она успела заметить: ни он, ни Рогант нисколько не пострадали.
Служители, вышедшие на середину арены со скребками, лопатами и тележками, запряженными осликами, уже прибрали напитанный кровью песок и лошадиные «яблоки». Теперь там полным ходом шли новые приготовления. Рабы раскатывали длинный ярко-малиновый ковер, простиравшийся от подножия передвижной лестницы почти до центра арены. Там поставили два мягких дивана и столик с напитками.
Вот громко залились трубы, загремели барабаны, и по лестнице спустилось двое мужчин.
Коммодорус шел горделивым, упругим шагом, держа в руке лук. На плече у него висел полный колчан стрел. Полнотелый Бальбал, в противоположность Тирану, был почти смешон. Он двигался неуверенно, неуклюже и спускался вниз явно без особой охоты. Его руку оттягивало длинное копье, слишком громоздкое и тяжелое для Управителя. Вряд ли он сумеет как следует метнуть его в цель. От него вообще не приходилось ожидать особенной прыти: даже крутые ступени были для него заметным препятствием — к полному восторгу толпы. У обоих мужчин также были мечи, висевшие в ножнах на поясе. Позади следовали два дворцовых стража с длинными алебардами. Достигнув нижних ступеней, Тиран отдал короткую команду, и стражники замерли, вытянувшись. Они не последовали на арену за господами. Коммодорус сразу направился по ковровой дорожке к столику и диванам, казавшимся маленьким островком роскоши посреди моря песка.
Верховный Управитель едва за ним поспевал. Выйдя на середину, Тиран и Бальбал не стали садиться, напротив, они как будто чего-то настороженно ждали. Народ аплодировал, отмечая про себя, как несхожи были двое мужчин. Потом трибуны притихли, а в дальнем конце арены начала открываться дверь. Она располагалась в одном из «носиков» овала. Именовали этот проход Вратами Зверей.
В темной дыре замаячили бесформенные тени. Потом на солнечный свет вышли три зверя. Это были степные львы, рыжевато-бурые, с черными гривами и темными кисточками на хвостах. Они выскочили наружу почти одновременно, ворча и огрызаясь один на другого, и на невидимых служителей, погонявших их вперед. У самого порога Врат лев, бежавший последним, всерьез набросился на предпоследнего. Раздалось яростное рычание, когти полоснули с треском, напоминавшим звук рвущейся парусины. Драку пресек низкий, повелительный рев вожака. Три зверя двинулись вперед, осматривая песчаное пространство блестящими глазами, привыкшими обшаривать горизонты южных саванн…
Они недолго задерживались под стеной: крики зрителей и мусор, сыпавшийся сверху, пришлись хищникам не по вкусу. Раздраженно рявкая, они пробежали вперед на полусогнутых лапах, примериваясь к единственной дичи, представшей их взглядам. А именно, к правителю Луксура, вдвоем со своим полнотелым сотоварищем ожидавшему их посередине арены.
Несмотря на порядочное расстояние, Конан без труда разглядел, что пленные хищники были измучены голодом. Ребра так и торчали на их гибких боках, покрытых шрамами и отметинами, оставленными поимкой и перевозкой. Киммерийцу доводилось видеть более крупных степных львов, но таких целеустремленных — еще никогда. Они надвигались на «дичь» короткими перебежками, все время, бросаясь из стороны в сторону, явно для того, чтобы сбить с толку свои жертвы и постепенно подобраться достаточно близко для прямого броска.
