Туристы возбужденно загомонили. Я подошел поближе к заграждению, чтобы рассмотреть это место как следует. Картина, представшая моим глазам, была самой обычной — большой каменистый котлован, дно которого испещрено трещинами.
Все сходится. Наверное, в похожее место отправился галилеянин, чтобы подвергнуться искушению… Неужели нельзя обойтись без иронии, новый Господь? Ты отобрал Землю у ее хранителей, чтобы разбазарить ее без всякого смысла… Ты утверждаешь, что поведешь их в иной мир… Тебя больше не интересуют зеленое, коричневое, золотое, поляны, долины, лишь это сухое, жаркое место, наполненное песком, скалами… и дышащее смертью. Что для тебя смерть? Врата…
— …Самопроизвольный процесс ядерного распада, продолжавшийся более миллиона лет, — рассказывал экскурсовод. — Мы до сих пор не знаем, что послужило толчком к его началу. Ничего нам не известно и о том, какое генетическое влияние он мог оказать на местные формы жизни. Странные мутации могли разбрестись по всему миру за миллионы лет, что прошли с тех пор, как реактор погас. Кто знает, какие растения или животные, столь распространенные сегодня, ведут свое начало от атомного котла, некогда здесь тлевшего? Есть над чем поразмыслить. — Он замолчал и усмехнулся. — Мир мог бы быть совсем иным, если бы не скалы в этом необычном котловане — единственном природном реакторе, существовавшем когда-либо на Земле.
— А разве человечество зародилось не в Африке? — спросил один из туристов.
— Многие исследователи думают именно так, — ответил экскурсовод.
— Значит, можно предположить, что именно здесь все и началось?
Экскурсовод снова улыбнулся. Я видел в его разуме, что ему задавали этот вопрос бессчетное множество раз. Он начал отвечать, тщательно взвешивая слова.
— Ну, никто, конечно, не может сказать ничего определенного. Но вот что интересно…
Я похлопал Квика по плечу.
— У меня возникла одна мысль. Пошли.
Он кивнул, и мы вернулись на транспортную площадку.
— Интересно рассказывал, — поделился Квик. — Только вот никак не могу понять, зачем она отправила нас сюда.
— Ради меня, — ответил я ему. — Я ничего про это не слышал.
— Правда? Мне казалось, всем известно…
— С образованием у меня пока еще достаточно напряженно. Она хотела мне кое-что доказать.
— Что?
— Что опыт не был навязан моей психике в то время, когда Лидия являлась моим терапевтом, — и что история, которую она мне рассказала, имеет под собой вполне доказуемую фактическую основу. Это на случай, если у меня возникнут вопросы. Ладно. Я ей верю. Проклятье!
— Что-то мне кажется, я ничего не понял.
— Не обращай внимания. Пожалуй, я разговаривал сам с собой. Квик, я боюсь.
— Чего?
— Тот тип, сегодня ночью. У них есть агенты-люди. Я узнал об этом совсем недавно. Мне следовало и самому догадаться.
— У кого есть агенты-люди? О чем ты говоришь? Я за тобой не поспеваю, приятель.
— Она не говорила тебе о врагах?
— Нет.
— Лидия должна о них знать, раз она знакома с человеком, которого я ищу. Да и вообще, ей столько всего известно…
— Ну, значит, она не посчитала нужным посвятить меня в свои дела.
— А я с ней не согласен. Мне необходимо с кем-нибудь поделиться.
Я закончил свой рассказ уже после того, как мы вернулись в город, в наш отель. Когда я замолчал, Квик покачал головой. Потом закурил.
— В жизни не слышал такой дурацкой истории.
— Не веришь?
— Верю. Хотел бы не верить… Довольно-таки неприятная, я бы даже сказал, страшная история. Только я никак не пойму, что ты-то можешь сделать в такой ситуации.
— Честно говоря, я тоже этого не понимаю.
— Давай сложим вещи и поедим чего-нибудь. Пора отправляться на поиски аэродрома.
Я кивнул.
Ночь. Мы над Конго в маленьком вертолете: Квик, я и безымянный пилот. Наша коробочка, подвешенная в темном небе, освещалась только тусклым мерцанием приборного щитка и огоньком сигареты Квика. Мы летели очень низко. Я смотрел в ночное небо и общался со своими другими личностями. Постепенно я начал понимать, что меня ждет впереди.
— Там что-то есть, — сказал Квик.
Он наклонил голову и смотрел куда-то вправо. Я отстегнул ремень безопасности и чуть приподнялся, чтобы проследить за его взглядом.
Примерно в шестнадцати или семнадцати метрах, немного ниже нашего вертолета, появилась какая-то тень: похожая на птицу, но с неподвижными крыльями, около метра в длину и полуметра в ширину. Я попытался ее сканировать, но ничего похожего на человеческое сознание не обнаружил.
— Это не птица, — сказал Квик. — Смотри, какая скорость и как оно парит.
— Да, — согласился я с ним.
Квик открыл окно пошире и положил на него левую руку, а поверх пристроил правую с пистолетом. Я постарался перекричать вой ветра:
— Не думаю, что от этого будет какая-нибудь польза.
— Пожалуй, стоит выяснить.
Он выстрелил. Раздался едва слышный звон.
…Я вспомнил зверя, который пробирался между скалами, а его острые рога пытались дотянуться до моего живота. Всего в нескольких дюймах от меня зверь начал раскачиваться из стороны в сторону, продолжая тяжело ступать своими лопатовидными ногами, а его тело звенело, словно громадный колокол, каждый раз, когда он натыкался на камни. Я почувствовал запах высохших водорослей…
— Ему ничего не сделалось, — сказал Квик.
Пилот что-то спросил, и Квик крикнул ему в ответ:
— Поднимись повыше.
Мы начали набирать высоту.
— Бесполезно, — проворчал Квик через полминуты.
— Квик, я думаю, нам не удастся от него избавиться, — сказал я, — к тому же он пока не сделал нам ничего плохого.
Квик кивнул и убрал пистолет. Закрыл окно.
— Наблюдает, да?
— Похоже.
— Наш или чужой?
— Чужой.
— С чего ты взял?
— Напомнил мне кое о чем — из далекого прошлого.
— И мы не будем его трогать?
— По-моему, у нас нет выбора.
Квик вздохнул и снова закурил.
Тварь следовала за нами всю ночь, все время, что мы летели над Конго. Когда мы приземлились в первый раз — для заправки на каком-то совсем примитивном аэродроме, которым пользовались, главным образом, контрабандисты — так думал наш пилот, — похожая на птицу штука осталась кружить в небе.
Стоило нам взлететь, наш преследователь снова занял наблюдательный пост. Я ненадолго заснул, а когда проснулся, мы уже проносились над Угандой, небо впереди стало светлеть. Я не чувствовал себя отдохнувшим, но больше уже спать не мог. Наш спутник по-прежнему оставался порождением ночи, утренний свет, казалось, не имел к нему никакого отношения. Каждый раз он терпеливо ждал, когда мы делали остановки для заправки топливом, а потом продолжал преследование, как только мы поднимались в воздух.