– Николетта, ты и впрямь не понимаешь, что происходит.
– Ошибаетесь, леди Карин, прекрасно понимаю. Я получила письмо от леди Рады, где она упрекала меня за то, что я такой неблагодарностью ответила на ее благосклонность, а также в красках, на пяти листах расписала мне, что ожидает девиц слишком вольного поведении. Как будто это не разбойники напали на меня, а я на разбойников!
– Но что ты собираешься делать со всеми этими слухами? – встревожено спросила Алисия.
– Ничего… посижу дома… годков до шестидесяти, а там все и забудут. Или вспоминать будет некому…
– Николетта!
Возвращаясь от Алисии, на пороге дома я столкнулась с взлохмаченным учителем математики. Глаза его горели фанатичным огнем, губы шевелились, выговаривая какую-то абракадабру. Бедняга пытался запихнуть в портфель штангенциркуль, не обращая никакого внимания на геометрическое несоответствие открытого кармана и вышеуказанного прибора. Заметив мою скромную персону, учитель почему-то долго жал мне руку и плакал, а когда смог, наконец, заговорить – выдал какую-то белиберду:
– Поздравляю! От души поздравляю! Ваш брат, Ерем, только что доказал теорему листа! Теорему листа! Вы даже себе не представляете! – математик был готов меня расцеловать, но, к счастью, какая-то более светлая мысль отвлекла его. – Я должен немедленно написать об этом в математическое общество!
Я некоторое время смотрела вслед его воодушевленно удаляющейся фигуре, а затем зашла в комнату брата.
– Ерем, ты правда доказал какую-то теорему?
Мальчик безразлично покачал головой и отвернулся, не испытывая ко мне никакого интереса.
– Тогда почему же учитель был так рад?
Вот на этот вопрос нельзя было ответить одним кивком головы, и Ерем снизошел.
– Он думает, что я доказал теорему.
– Но это не так?
Ерем молчал.
Действительно, глупая старшая сестра спрашивает одно и то же по два раза.
– Извини, конечно, но мой слабый и недостойный разум не может понять, зачем тебе все это, – расстелилась я в самоуничижении. – Будь так снисходителен и объясни. Может, нам не стоит платить этому учителю?
Мальчик недовольно передернул плечами:
– У него уйдет несколько дней, чтобы понять, что теорема не доказана, и на это время он оставит меня в покое. Пусть учит Оську и Михея – вот кому действительно нужна примитивная математика.
– Целая речь, – ошеломленно пробормотала я. Нет, все же есть в Ереме какое-то неповторимое очарование детства. Надеюсь, математик тоже когда-нибудь это поймет. – Пойдем со мной, кое-что покажу.
Я схватила мальчика за руку и потащила к выходу из дома.
При виде велосипеда ребенок надулся, но в глазах впервые за долгое время мелькнул интерес. Я села на велосипед и сделала широкий круг по двору, демонстрируя механизм во всей красе. А уже через минуту из дома выскочил Ивар и, потрясая священным кругом, стал кричать мне вслед:
– Николетта, что ты делаешь! Побойся богов! Как ты можешь садиться на эту лешую конструкцию?
Затем из дверей вылетел Оська и побежал за мной:
– Николетта, дай покататься! Ну сестренка, ну пожалуйста!
За ним объявился Михей и тоже припустил следом, так что я даже чуть притормозила из желания услышать, что ему от меня надо.
– Николетта, дай мне разобрать эту штуку! Я хочу стать механиком!
– Николетта, слезай немедленно! – это в хвост нашей группе пристроился Ивар.
Ерем в дом не уходил, только пытался скрыть улыбку, будто знал, что если я кому и позволю разбирать велосипед, то только ему.
Я тоже рассмеялась. Ну их всех, этих соседей, с фабрикантом в придачу! Им ни за что не удастся испортить мне настроение!
Солнце греет осенним теплом, сверкая на железных спицах колес. Воздух пахнет яблоками и палой листвой. Мышцы болят, но уже меньше, так что снова можно крутить педали и видеть как убегает земля под ногами.
Не догоните!
Глава 5. Прикладная приметология
Через день добровольного затворничества мне стало скучно: братья старались не попадаться на глаза, а дома даже пауки, и те ходили строем, не говоря уж о прислуге. Поэтому я решила пересмотреть свое собственное решение «посидеть дома, пока толки в округе не улягутся». К тому же, надеюсь, Алисия уже успела распространить сплетню о том, как я отказала фабриканту, вкупе с леденящей историей о разбойном нападении. Остается только уповать на то, что остросюжетность правды сумеет затмить вымысел, каким бы пикантным он не казался всем местным кумушками. А то у меня уже появилось чувство, что если не выйти из дома сейчас, то сделать это потом будет намного сложнее. Поэтому я взяла выстиранный и выглаженный медицинский фартук, на днях позаимствованный у доктора, и решила, что настало время его вернуть. Сэр Мэверин со своими прибаутками как никто другой сможет поднять мне настроение, а заодно и выбить из головы навязчивые мысли о фабриканте и его нелепых поступках.
В дверях домика доктора меня встретила взлохмаченная женщина средних лет: в одной руке она держала подушку, а в другой мужские брюки в тонкую щегольско-розовую полоску. Когда я сказала, что хотела бы видеть доктора, женщина – по-видимому все же экономка – несказанно мне обрадовалась.
– Доктор Мэверин, – закричала она куда-то вглубь дома, – к вам пациент!
– Он умирает? – раздался в ответ едва слышный сонный голос.
Экономка окинула меня критичным взглядом: я была полна жизни и светилась абсолютным здоровьем.
– Не похоже, – пробормотала она, но доктор чудесным образом услышал.
– Тогда пусть придет после одиннадцати. Я сплю.
– Он спит, – почему-то шепотом повторила экономка, будто я могла этого не услышать.
– Тогда передайте ему, пожалуйста, этот фартук и большое спасибо от меня.
А я всегда жила в наивной уверенности, что доктора встают рано, дабы успеть с утра обойти своих пациентов. Обычные, наверно, и встают…, необычные дают и пациентам и себе выспаться.
На обратном пути к дому позади раздался шум кареты, и, обернувшись, я узнала наш собственный выезд. Экипаж был один, без телеги, груженой семенами, которая, при радужном развитии событий, должна была бы следовать за ним.
Плохо.
Я помахала слуге на козлах, чтобы он остановился, и только тут поняла, что, занятая мыслями о драгоценных семенах, даже не обратила внимания на то, что рядом с возницей сидит Лас.
– Николетта! – помахал он мне рукой.
– Что случилось? –в неравной схватке мне удалось побороть природные инстинкты и не спросить «где семена?». Иногда я являю собой просто образец сестринской заботы, но никто почему-то этого не ценит.
