— Холодно, — сказал он. — Можем поговорить в машине.
— Нет, — ответила я и вышла. Он прав: очень холодно. Ветер ведь день не сильный, но Колумбия добавляет сырости в воздух. Я дрожала в своей выпачканной какао футболке — а может, это нервы. Я надеялась, что не ошиблась в Кайле.
Он открыл багажник машины, достал легкий пиджак и надел. Потом достал пальто и протянул мне.
— Надень это, пока не посинела.
Я закуталась в пальто, оно пахло дорогим одеколоном. Мы примерно одного роста, и его одежда мне подошла.
— Мне нравится. Надо купить себе такое.
Он улыбнулся, но глаза его оставались усталыми.
— Погуляем. — Я взяла его под руку и повела по дорожке мимо пустых аттракционов к тропе над рекой.
«Уоррен прав, — подумала я, — если Кайл будет знать, что он чудовище, это не поможет им наладить отношения, но у меня ощущение, что сегодняшние события станут последней каплей, если никто не просветит Кайла».
— Ты любишь Уоррена? — спросила я. — Не той любовью, которая означает хороший секс л приятное общество? Я имею в виду до-самой-смерти-и-за-ней-тоже.
Мне стало легче оттого, что он помолчал, прежде чем ответить. — Моя сестра Элли единственная во всей семье, с кем я еще общаюсь. Несколько месяцев назад я рассказал ей об Уоррене. Я сам этого не замечал, пока она не обратила мое внимание: я ей не рассказывал ни об одном из прежних любовников. — Он взял мою руку в свою, согревая ее. — Мои родители не хотели много лет признавать, кто я такой. После того как я заставил их меня выслушать — мама только собиралась познакомить меня с очередной молодой женщиной из хорошей семьи, — отец лишил меня наследства. Сестра Эллис позвонила мне, как только об этом узнала, но после первого разговора мы избегали слов о том, что я гей. Когда я беседовал с ней, мне казалось, что у меня на груди нашита алая буква и мы оба стараемся сделать вид, что ее нет. — Он рассмеялся горько и гневно. Но когда заговорил снова, голос его звучал подавленно. — Элли попросила меня привести к ней Уоррена.
Он посмотрел на меня, и я поняла, как много это для него значит.
Мы шли быстро, и парк скоро сузился и превратился в цепочку лужаек по обе стороны тропинки. Ухоженная растительность сменилась облетевшими кустами и пожелтевшей травой по колено. На возвышении, с которого открывался вид на реку, стояли качели. Я потащила Кайла к ним и села.
Очень важно было все представить верно. И теперь, когда пришло время, я боялась, что все испорчу.
Лениво покачиваясь, мы смотрели, как под нами течет река под затянутым облаками небом. Немного погодя Кайл сильно потер лицо, чтобы согреть его — и стереть невольные слезы.
— Боже, — сказал он, и я вздрогнула. Я не вампир, который не переносит Его имени, но мне не нравится, когда его используют всуе. Но когда он продолжил, я решила, что, может, и не всуе.
— Я люблю его. — Слова словно кто-то вырывал у него из горла. — Но он не подпускает меня. Ему кто-то звонит среди ночи, и он уходит, не объясняя, куда идет.
Там, откуда мы пришли, показался одинокий велосипедист в облегающем спортивном костюме. Он промчался в мелькании спиц на своем синем велосипеде супермена.
— Красивые ноги, — заметил Кайл.
Это была наша старая игра: мы с Кайлом обменивались впечатлениями о проходящих мужчинах, а Уоррен делал вид, что злится.
Я прижалась головой к плечу Кайла.
— Слишком миниатюрные. Не люблю, когда я вешу больше моих мужчин.
Кайл отклонился назад, так что смотрел скорее на небо, чем на реку.
— Когда в прошлом месяце мы вместе были в Сиэтле, он отогнал толпу пьяных красношеих ненавистников геев, просто сказав им несколько слов. Но этот Даррил обращается с ним, как… как с грязью, и Уоррен это терпит. Не понимаю. И этот сегодняшний случай… — Кайл глубоко втянул воздух, чтобы успокоиться. — Он связан с наркодельцами?
Я быстро покачала головой.
— Нет. Ничего незаконного. «Пока нет».
— Может, он другой? — спросил Кайл таким тоном, словно это его нисколько не волнует.
— Все другие открылись несколько лет назад. Он фыркнул.
— Ты не настолько тупа. Я знаю нескольких врачей и учителей, которые все еще скрывают, что они геи, — а ведь их может ожидать только потеря работы, толпа идиотов не станет жечь их дома.
Я почувствовала, что он пытается убедить себя в том, что Уоррен другой, и его возбуждение заметно спадает.
— Это многое объяснило бы. Например, то, что он так силен и знает, кто пришел, еще не открыв дверь.
«Что ж, — с надеждой подумала я, — конечно, быть другим не совсем то, что быть вервольфом. Но если он может принять одно, возможно, второе не вызовет у него отторжения».
— Он не другой, — заявила я.
Начала говорить, кто на самом деле Уоррен, но слова застревали в горле. — Это должен был рассказать мне Уоррен, — заметил Кайл.
— Верно, — согласилась я. — Но он не может.
— Ты имеешь в виду, не хочет.
— Нет, не может. — Я покачала головой. — У меня мало друзей. Не тех, кто приходит поесть попкорн и посмотреть глупое кино. Вы с Уорреном мои друзья.
Подруг у меня вообще нет. Моя работа не способствует дружбе с женщинами.
— Печально, — произнес Кайл. Потом добавил: — Вы с Уорреном единственные, с кем я ем попкорн.
— Патетично.
Болтовня помогла. Я набрала полную грудь и выдала:
— Уоррен — вервольф.
— Кто? — Уоррен перестал раскачивать качели.
— Вервольф. Ты знаешь. Вервольф, который слышат призыв луны, бегает на четырех лапах и скалит клыки.
Кайл посмотрел на меня.
— Ты серьезно? Я кивнула.
— А ты никому об этом не скажешь ни слова.
— Правда?
— Поэтому Уоррен и не мог тебе ничего объяснить. Потому что Адам — Альфа стаи — это запретил. Если теперь ты отправишься к властям или в газеты и сообщишь, даже если тебе не поверят, стая убьет тебя. — Я понимала, что говорю слишком быстро, но не могла остановиться. Это не казалось таким опасным в доме серии «А», в присутствии только самого Уоррена и Сэмюэля. Им я была небезразлична, но многие волки будут рады видеть меня — и Кайла тоже — мертвыми за то, что я ему рассказала. — Уоррен может с ними драться, но их слишком много. Он умрет, и ты умрешь вместе с ним.
Кайл поднял руку.
— Подожди. Тебе не кажется, что ты слишком рано хоронишь меня и Уоррена? Я сделала глубокий вдох.
— Надеюсь, что это не так. Тебе придется осознать: они очень серьезно относятся к своей тайне. Почему, по-твоему, они так долго смогли оставаться нераскрытыми?
— Мерси. — Он схватил меня за руку — его ладонь была холодна, но, может, только от ветра. — Вервольф?
