— Мерси. — Он схватил меня за руку — его ладонь была холодна, но, может, только от ветра. — Вервольф?
Он мне не поверил — и это могло быть опасно.
— Двадцать лет назад никто не знал о других. Послушай, я тебе докажу.
Я осмотрела голые, без листвы, кусты. Они недостаточно густые, чтобы я могла в них раздеться и перемениться, но на реке лодок нет, и если только какой-нибудь велосипедист не покажется в самый неудачный момент… Я могу меняться и в одежде — я становлюсь меньше, а не больше, — но я предпочла бы делать это прилично, в укрытии. Койот в человеческой одежде выглядит нелепо.
— Подожди здесь.
Я отдала ему Пальто, чтобы не запачкать, спрыгнула с качелей и пошла по тропе к кустам. Как можно быстрее разделась и, как только сбросила последний предмет туалета, переменилась.
Потом выбралась на тропу и села, стараясь выглядеть не опасной.
— Мерси?
Типичное адвокатское выражение невозмутимости исчезло с лица Кайла; это свидетельствовало о том, как он потрясен.
Я помахала хвостом и издала успокаивающий звук. Он, как древний-древний старик, слез с качелей и подошел ко мне.
— Койот?
Когда я направилась назад к одежде, он двинулся за мной. Я переменилась прямо перед ним — и побыстрее оделась: услышала, что приближается еще один велосипедист.
— Я не вервольф, — сказала я, проводя руками по волосам. — Но можешь составить себе представление, пока не уговоришь Уоррена поменяться при тебе.
Кайл в нетерпении сам поправил мне прическу.
— Вервольфы больше, — предупредила я. — Намного. Они не похожи на волков. Скорее огромные собаки, которые могут тебя съесть. — Все в порядке. — Он отступил на шаг. Я думала, что он говорит о моих волосах, пока он не продолжил: — Уоррен — вервольф.
Я посмотрела на его лицо адвоката и вздохнула.
— Он не мог тебе сказать. Если ты после моего рассказа не сделаешь ничего глупого — мы оба в безопасности. Но если бы тебе рассказал он, как бы ты себя ни повел, он нарушил бы прямой приказ. Наказание за это очень жестокое.
Кайл по-прежнему никак не проявлял своих эмоций. Замкнулся, и я не могла понять, что он чувствует. Мало кто из людей способен на такой самоконтроль.
— А его стая… — Он запнулся на этом слове. — Они не подумают, что он мне открылся?
— Вервольфы умеют чуять ложь. Они узнают, откуда тебе известно.
Он вернулся к качелям, взял пальто и протянул мне.
— Расскажи мне о них.
Я объясняла ему, какими опасными могут быть вервольфы и как неразумно было с его стороны флиртовать с Сэмюэлем — или с Даррилом, когда зазвонил мой сотовый.
Это был Зи.
— Дела? — спросил Кайл, когда я закрыла телефон.
— Да. — Я прикусила губу. Он улыбнулся.
— Все в порядке. Для одного дня с меня достаточно тайн. Я так понимаю, что тебе нужно назад к Уоррену.
— Пока не разговаривай с ним, — попросила я. — Подожди, пока привыкнешь. Если возникнуть вопросы, звони мне.
— Спасибо, Мерси. — Он положил руку мне на плечо. — Но думаю, остальное мне нужно обговорить с Уорреном — после того как он закончит свои дела.
Когда я вошла, Сэмюэль и Уоррен сидели в противоположных сторонах гостиной и в воздухе густо пахло гневом. Глядя на них, я не могла решить, сердятся ли они друг на друга или на кого-то еще. Но вервольфы всегда готовы разозлиться на что-нибудь. Я просто забыла, каково быть рядом с ними.
Конечно, не у меня одной чутье. Уоррен, сидевший ближе к двери, глубоко вдохнул.
— Она была с Кайлом, — произнес он ровным голосом. — От нее пахнет одеколоном, который я ему подарил. Она ему сказала.
Он отругал меня, но в его словах было больше печали, чем гнева. Я остро почувствовала свою вину.
— Ты не мог ему сказать сам. — Я не извинялась. — А он заслужил право знать, что все, с чем он должен считаться, не твоя вина.
Уоррен покачал головой и бросил на меня отчаянный взгляд.
— Ты хочешь умереть? Адам может приказать казнить тебя и Кайла за это. Я видел, как это делается.
— Только меня, не Кайла.
— Нет, черт побери, Кайла тоже!
— Только если твой любовник решит обратиться к полиции или прессе. — Сэмюэль говорил спокойно, но Уоррен все равно посмотрел на него сердито.
— Ты слишком рискуешь, Мерси. — Он снова повернулся ко мне. — Как, по-твоему, я буду себя чувствовать, если потеряю вас обоих? Может, ты права, но это должен был сделать я. Это мой риск. Если ему нужно знать, сказать должен был я.
— Нет. Ты — в стае, и поклялся повиноваться. — На верху лестницы появился Адам, он покачивался и слегка опирался на трость. На нем была белая рубашка и джинсы по размеру. — Если бы сказал ты, я вынужден был бы применить закон, чтобы не вызвать восстание в стае. — Он опустился на верхнюю ступеньку более резко, чем собирался, как мне кажется, и улыбнулся мне. — Я и Сэмюэль, оба, можем свидетельствовать, что Кайл все узнал не от Уоррена, а от тебя. Вопреки возражениям Уоррена, должен добавить. И, как ты продолжаешь настаивать, ты не член стаи. — Он посмотрел на Уоррена. — Я бы давно дал тебе разрешение, но я тоже должен подчиняться правилам. Я некоторое время смотрела на него.
— Ты знал, что я собираюсь сделать.
— Скажем так: я намеревался спуститься вниз и приказать тебе не говорить Кайлу, чтобы ты выбежала из дома до того, как он уедет.
— Ублюдок, ты мной манипулировал, — произнесла я с ноткой благоговения и страха. «Сниму три шины со своего старого „рэббита“!»
— Спасибо. — Адам скромно улыбнулся.
«А когда Джесси вернется, она поможет мне расписать его граффити».
— Как он это принял? — спросил Уоррен. Он встал с дивана и смотрел в окно. Руки его вели себя спокойно, никак не выдавая его чувств.
— Он не собирается обращаться в полицию, — заверила я Адама и Сэмюэля. Поискала слова, чтобы обнадежить Уоррена, но не захотела возбуждать его надежды, если я в Кайле ошиблась. — Он обещал поговорить об этом с тобой. После того как завершится это дело.
Уоррен неожиданно поднес ладони к лицу — очень похоже на то, как это делал Кайл.
— По крайней мере еще не все кончено. — Он не обращался ни к кому из нас, но я не могла вынести отчаяния в его голосе. Я тронула его за плечо и сказала:
— Смотри не испорть дело. Я думаю, все будет в порядке.
Мы с Сэмюэлем направлялись на встречу с Зи и его информанткой, и я все еще не решила, нужно ли мне сердиться на Адама за то, что он мной манипулировал. Хотя нисколько он не манипулировал. Все, что он сделал — приписал мои действия своему влиянию.