— Знаешь, какой грех считается самым страшным? — Франциск тянул слова лениво, как большая сероглазая кошка. — Предательство. Данте даже поместил всех предателей во главе с Иудой в последний, девятый, круг ада.
— Что ты имеешь в виду? — прохрипел Иван. Пальцы наконец-то нащупали заветную кнопку. В тишине, окутавшей лабораторию, резкой, неправильной нотой прозвучал звонок. Хоть бы охранники оказались поблизости!
— Зря стараешься, тебя никто не спасёт, — невозмутимо произнёс Франциск. Его рука скользнула под полу плаща. — Клан Кобры предал клан Рыжего Паука, своих создателей, которым он обязан был повиноваться до конца дней своих. Вы пошли против нас. Этот грех не прощается.
Он со скоростью молнии выпростал руку из-под плаща, и Иван успел увидеть длинное серебряное лезвие за секунду до того, как оно коснулось его шеи. Отрубленная голова покатилась по полу.
Франциск грациозным движением отряхнул клинок, вложил его в ножны и отвернулся от обезглавленного трупа. Он вытащил на середину комнаты большую канистру (повезло, что в одном из подсобных помещений обнаружился бензин) и щедро вылил содержимое канистры на пол, стены, операционные столы и шкафы с непонятными приборами. А затем поджёг.
Огонь занялся почти мгновенно. Красноватые отблески отражались в серебристых глазах Франциска, а губы вампира скривились в усмешку.
— Прощайте, достижения Игоря, — пробормотал он.
За спиной раздались гневные вопли. К вампиру, чья тёмная фигура чётко выделялась на фоне пламени, спешила троица охранников — гибридов вампиров и оборотней. По-прежнему усмехаясь, Франциск повернулся к ним и вытащил из ножен клинок.
Через полчаса три мёртвых тела валялись на полу посреди разгорающегося пламени. Франциск перевязал раненую руку обрывком плаща и зашагал наверх, прихватив с собой пару канистр. Оставалось ещё много комнат, которых ждал огонь.
Аркан XV.
Дьявол.
Лин сидела на кушетке, поджав под себя ноги и закутавшись в плед. Все слёзы уже закончились, оставив после себя пустоту и холод, и теперь она лишь тихонько вздрагивала и тёрла покрасневшие глаза.
Сколько времени она здесь находится? Секунды текли, словно вязкое желе. Ни Альберт, ни друзья из Чёрных Крыс так и не появились, чтобы спасти её. Что происходит с Мариной и Тони, она тоже не знала. Может быть, Кобры уже давным-давно убили её друзей.
С противным скрежетом повернулся ключ в замке, скрипнула дверь, и Лин резко подняла голову. В камеру вразвалочку зашёл Игорь, добродушный и улыбающийся, как старый друг. Песочно-русые волосы на его висках были заплетены в косички, рукава молодёжной рубашки небрежно подвёрнуты. Видимо, Игорь очень старался, создавая себе образ простого и душевного парня.
Вот только Лин не могла забыть алчных огоньков в его глазах, когда он разглядывал её талию. Она крепко прижала руки к животу.
— Что тебе нужно?
Игорь сладко улыбнулся, словно и не заметил её резкого тона.
— Я пришёл спросить, не нужно ли что-нибудь тебе? Может быть, ты хочешь есть? Или тебе надо сходить в дамскую комнату?
— Мне нужно домой. Отпусти меня, если ты такой добрый, — сухо ответила Лин. Игорь хихикнул, как если бы она отпустила забавную шутку.
— Ты знаешь, что я не могу этого сделать. И тебе необязательно объявлять голодовку, чтобы досадить мне.
— Я не хочу есть. Уходи.
— Эх, Линда, Линда, — Игорь сокрушённо покачал головой и непринуждённо опустился на кушетку рядом с ней. Лин отодвинулась подальше. — Мне неприятно, что ты относишься ко мне с такой враждебностью. Пойми, я всего лишь защищаю интересы своего клана.
То, как он пытался изображать из себя святого, привело Лин в бешенство. Тоже ещё праведник выискался!
— И в интересах своего клана ты собираешься использовать меня и моего ребёнка! Уходи, Игорь! Уходи, пока я не выцарапала тебе глаза!
Рука сама собой скользнула в карман и, нащупав кинжал, крепко сжала его. Игорь сидел так близко. На миг Лин ощутила острое желание воспользоваться ситуацией и вонзить серебряное лезвие глубоко в его грудь. Она была настолько зла, что чувствовала себя в силах убить с одного удара. Но что потом? Даже если она убьёт Игоря, сможет ли она убежать? И ведь ещё есть Тони и Марина, запертые неизвестно где.
Лин усилием воли подавила искушение и вытащила руку из кармана. Игорь, даже не подозревавший, в какой он находился опасности, продолжал улыбаться, точно сахарный. Эта его приторная улыбочка уже вызывала тошноту.
— Тебе не о чем волноваться, Линда — твоему здоровью, а тем более жизни, ничего не угрожает. Мы просто извлечём из тебя ребёнка. Считай это своеобразным абортом.
Его слова вызвали в памяти статью, которую Лин когда-то читала в Интернете. В статье говорилось о том, что абортированных детей используют в парфюмерии и фармацевтике. Делают из них всякие крема и губную помаду. От этой мысли ей стало плохо.
— Думаешь, ты меня успокоил? — едко спросила она, едва снова не срываясь на крик. — Ты хочешь забрать у меня ребёнка и предлагаешь не волноваться?!
— Почему это тебя так тревожит? — казалось, Игорь действительно был удивлён. — Я понимаю, если бы он успел родиться и ты привязалась бы к нему. Но сейчас… Ведь это даже не ребёнок, Линда. Это всего лишь зародыш, эмбрион. Тебе ведь восемнадцать, Линда? У тебя ещё всё впереди: и семья, и дети.
Формально он был прав, Лин не могла этого не признать. Его слова были логичны и разумны, точно так же говорила бы и её бабушка, узнав, что она ждёт ребёнка от вампира. Вот только как объяснить то странное ощущение, которое охватывало её всякий раз, когда она прижимала ладони к животу? Ощущение того, что где-то внутри формируется новая жизнь, существо, за которое она несёт ответственность, которое является частью её самой.
Но Игорь всё равно этого не поймёт.
— Я всё равно к нему привязана, хоть он ещё и не родился, — Лин отвернулась от вампира, надеясь, что он поймёт намёк и закончит этот бессмысленный и мучительный разговор. Но Игорь лишь усмехнулся: насмешливо и снисходительно, как взрослый лепету ребёнка.
— И как бы ты его растила? Ты уверена, что Альберт Чёрная Крыса признал бы ребёнка?
У Лин возникло пугающее ощущение, будто она проваливается куда-то глубоко-глубоко. Опять! Ну почему все спрашивают об одном и том же? Почему это волнует всех, даже Игоря? Она так устала. Устала гадать, признает или не признает, устала бояться. Если бы Альберт был рядом, она могла бы спросить у него прямо!
— Это касается только меня и Альберта, — её голос прозвучал холодно, как лёд. Так же холодно было и на душе у Лин.
