Тут Каширский не то в полусознании, не то в полубреду, забормотал: — Даю вам установку...
— А пошел ты какать со своими установками, — проворчал Чумичка. Он сидел на боковой лавочке и не спускал глаз с Каширского, по-прежнему лежавшего завернутым в простыню прямо на полу кареты.
— Дормидонт Петрович, что вы намерены теперь предпринять? — осторожно спросил Дубов.
— А чего думать? — тут же откликнулся царь. — Танюшку — в Симеонов монастырь, а Рыжего — в темницу. Нет, ну потом я их конечно, прощу, может быть даже выдам Танюшку за Рыжего, от греха, понимаешь, подальше, но теперь — задам им по первое число! С кем, это самое, шутки шутить задумали!.. — С этими словами Дормидонт достал из-под царского кафтана фляжку и слегка отхлебнул.
— Совсем как наш Серапионыч, — шепнула Чаликова баронессе.
Похоже, что приложение к фляжке подействовало на монарха несколько умиротворяюще, и он, оборотившись к попутчикам, сказал:
— Хорошо, что вы все-таки, понимаешь, захватили этого шелапута Каширского. Так что просите, чего хотите.
Майор Селезень открыл рот, но Чаликова, сообразив, что он хочет замолвить словечко за свой любимый "Джип", поспешно заговорила сама:
— Государь, нам от вас ничего не нужно. Наоборот, я хотела бы попросить вас за Татьяну Дормидонтовну — не отправляйте ее в монастырь! А другая просьба — если посадите Рыжего в темницу, то не выпускайте его раньше чем через месяц.
— Почему именно через месяц? — вполголоса удивленно спросил майор у баронессы.
— Вы разве забыли — только через месяц, в следующее полнолуние, мы сможем отсюда выбраться, — так же тихо ответила госпожа Хелена.
Царь с любопытством глянул на Чаликову:
— Впервые вижу таких бескорыстных просителей. Ну что же, насчет Танюшки не обещаю, а насчет Рыжего — с удовольствием. Обычно когда я его наказываю, то прощаю через неделю, но уж на этот раз, понимаешь...
— И еще, — добавил Дубов, — распорядитесь, чтобы Каширского охраняли со всей строгостью и бдительностью — это очень хитрый и изворотливый тип.
— Я поставлю этот вопрос под свой личный надзор, — заверил Государь и даже топнул ногой, угодивши Каширскому царственным каблуком по срамному месту, отчего тот снова впал в забытье.
* * *
Конечно же, Каширский не всегда был темным магом и чародеем, способным влиять на судьбы государств и народов. Все началось много лет назад с невинного, казалось бы, увлечения гипнозом, телепатией и прочими таинственными явлениями, которые советская наука считала необъяснимыми и, следовательно, антинаучными.
В то время скромный участковый врач в областном центре средней величины, Каширский одним прекрасным днем отправился по вызову к некоей пациентке, при ближайшем рассмотрении оказавшейся весьма симпатичной и почти молодой женщиной. Дама разделась, доктор ее внимательно выслушал и нашел практически здоровой, после чего радушная хозяйка, забыв одеться, принялась потчевать гостя чаем, а тот ее — научно-популярными рассказами о гипнозе, экстрасенсах и чудесах биоэнергетики.
— И вообще, сударыня, у меня создалось впечатление, что наши с вами ауры совпадают, — заметил Каширский после второй чашки.
— Так давайте проверим! — радостно подхватила хозяйка и стала расстегивать на биоэнергетике-любителе верхнюю одежду...
Едва доктор и его пациентка с удовлетворением констатировали, что их ауры вполне совместимы, а биоритмы даже почти полностью идентичны, как во входных дверях противно заскрежетал ключ.
— Это муж! — вскричала хозяйка. — Боже мой, что сейчас будет...
Поняв, что отступать некуда, Каширский сконцентрировал всю биоэнергию, оставшуюся у него после совмещения аур, и, вытянув руки в сторону входящего в комнату супруга, заговорил придушенным голосом:
— Даю вам установку, что в комнате никого нет!
— Куда это она ушла? — удивился муж, глядя сквозь мелко дрожащую на кровати супругу. — Говорила, что вся такая больная...
— Да здесь я, дорогой мой, — проговорила хозяйка, поплотнее укрывшись одеялом.
— Кроме вашей супруги, — поспешно поправился Каширский.
— Странно, душенька, а мне показалось, что тебя нет, — удивленно вскинул брови супруг. Каширский же, накинув на себя что попало, незаметно выскочил из квартиры, пока не закончилось действие его "установки".
На следующий день к нему на прием пришел человек, в котором он узнал вчерашнего супруга.
— Ну все, мне крышка! — побледнел доктор, однако пригласил гостя присесть. — На что жалуетесь, пациент?
Пациент запустил руку в карман, а Каширский на всякий случай прикрылся стетоскопом. Однако супруг вытащил не пистолет, а цветастые трусы, в которых доктор узнал свои.
— Понимаете, доктор, мне кажется, что моя жена мне изменяет, — заговорил супруг. — И я даже вчера как будто видел ее любовника, но в то же время как бы и не видел. Я не знаю, как это объяснить, но вы, доктор, меня понимаете...
— Да-да, конечно же, — сочувственно закивал Каширский. — Это весьма распространенное явление. Так сказать, галлюцинации на почве беспричинной ревности.
— Но эти трусы...
— А это материализовавшаяся психологическая энергия ваших отрицательных эмоций, принявшая ту форму, которую ей придала ваша нездоровая фантазия, — логично объяснил Каширский. — Старайтесь доверять своей супруге, побольше дышите свежим воздухом, введите в свой рацион свежие овощи и фрукты — и все пройдет, уверяю вас!
Обнадеженный супруг покинул кабинет участкового, а Каширский подумал: "Черт побери, значит, и я на что-то способен!".
И вот с этого-то, казалось бы, почти что анекдотического случая, и начался тот извилистый путь, который в конце концов привел Каширского ко двору князя Григория.
* * *
Царская карета въехала в город и, процокав по мостовым, остановилась возле терема Рыжего. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Дормидонт и сопровождающие его лица поднялись на второй этаж, где располагалась спальня хозяина. Царь решительно распахнул дверь, а остальные тактично остались в коридорчике. Впрочем, через полупритворенную дверь им все было хорошо слышно, а кое-что и видно.
— Что это вы, понимаешь, удумали?! — гремел из спальни царственный голос Дормидонта Петровича. — Я тебе доверил дочерь мою, а ты...
— Государь, я люблю Татьяну Дормидонтовну и прошу вас ее руки, — донесся из спальни невозмутимый голос Рыжего.
— Батюшка, благослови нас! — заголосила Танюшка, после чего из спальни раздался невнятный стук.
— Это они на колени встали, — пояснил Дубов. Баронесса изловчилась заглянуть в спальню и убедилась в правоте Василия — Рыжий и Танюшка действительно стояли на коленях перед Дормидонтом Петровичем, но одеты (или, вернее, раздеты) были почти так же, как во время последнего яблочно-блюдечного телесеанса.
