Вы маленький, а я нет.
Эйвербрин не знал, что ответить. Он отлично почувствовал оскорбление — тем более что это явно было правдой, — но, разумеется, сказать об этом означало в виде трупа валяться на полу, а он совсем не хотел там оказаться.
— А, я ранил вашу гордость! Уверяю вас, что совсем не собирался этого делать, — сказал Периколо. — На самом деле я завидую вам!
— Что?
Когда Эйвербрин выпалил этот вопрос, Периколо взглянул на Шасту Меховую Ногу и рассмеялся, поскольку выражение ее лица ясно говорило, что с таким же успехом его могла задать она.
— Ах, но заканчивать дневные труды с заходом солнца, — пояснил Периколо, — думать о малом, жить малым, возможно, означает жить удовлетворенным. Я, видите ли, никогда не бываю удовлетворен. Всегда отыщется еще одно ненайденное сокровище, неодержанная победа. Удовлетворенность — это не порок, друг мой, но благословление.
Не понимая, издеваются над ним или делают комплимент, Эйвербрин снова сделал добрый глоток из стакана и не успел поставить его на барную стойку, как Периколо дал знак Шасте налить еще.
— Миру нужны мы оба, вы не находите? — спросил Периколо. — И возможно, мы нужны друг другу.
Ошарашенный Эйвербрин уставился на него.
— Ну, возможно, не нужны, но мы оба, безусловно, можем выиграть, заключив... соглашение. Подумайте, у вас есть товар, а у меня — торговая сеть для такого товара. Сколько платит вам торговка рыбой: несколько медных монет, возможно одну-две серебряных, за устрицу? Конечно, она и будет платить вам столько, потому что здесь существует конкуренция. Ваш сын не единственный ныряльщик, хотя, по всеобщему признанию, похоже, весьма способный! Но есть места, не слишком далеко отсюда, где за устрицу из глубин Моря Падающих Звезд можно получить золотой, и я знаю, как туда попасть, — пояснил Периколо. — Вы не сможете сделать это без меня, разумеется, но, по-видимому, и я не смогу обойтись без вас.
— Что вы имеете в виду?
— Он имеет в виду, что твоя жизнь вот-вот здорово полегчает, судя по тому, что я услышала, — осмелилась вставить Шаста.
— Именно так, моя прелесть, — подтвердил Периколо и, обращаясь к Эйвербрину, добавил: — Мы поняли друг друга?
— Я отдаю вам устрицы, что приносит мой парень? — Эйвербрин скорее спрашивал, чем утверждал, поскольку так по-настоящему и не понял, что происходит.
Периколо кивнул.
— А я плачу вам, — ответил он и пристукнул стаканом о стойку, чтобы наверняка привлечь внимание Шасты. — Отныне и впредь мой друг ест, пьет и живет здесь совершенно бесплатно.
На лице у женщины-хафлинга был написан протест, который она не осмеливалась выразить вслух, но Периколо поспешил успокоить ее, добавив: — С этого момента я буду оплачивать все его счета.
Он указал на стакан, который Шаста поспешила наполнить. Периколо, впрочем, остановил ее движением трости.
— Но только для Эйвербрина, да, — предупредил он твердо.
Кровь отхлынула от лица Шасты Меховой Ноги. Периколо убрал трость, и она налила бренди в его стакан. Периколо тростью пододвинул его к Эйвербрину. Прикоснувшись пальцами к своему потрясающему берету, Периколо Тополино удалился.
— Сдается, сегодня у Эйвербрина Паррафина самый счастливый день в жизни? — заметила Шаста Меховая Нога, пока мужчина смотрел через плечо на уходящего Дедушку.
Эйвербрин, который жил одним днем, нередко ел дохлых крыс, найденных в переулках, даже подлизывал лужицы пролитого другими спиртного, конечно, не мог спорить, но неотступный, глубоко засевший страх комом стоял у него в горле.
***
— Щедро, — заметила Доннола, когда они вдвоем с Периколо шли по улице прочь от таверны, где остался Эйвербрин. Доннола Тополино приходилась Дедушке настоящей внучкой, была подающей большие надежды воровкой и, что еще важнее, богатой светской львицей. Ее основная роль в организации Периколо состояла в том, чтобы быть в курсе всех слухов, касающихся властных структур в Дельфантле, и яркая и живая семнадцатилетняя девушка-хафлинг воистину наслаждалась ею и исполняла ее с блеском.
— У него есть нечто такое, чего я хочу, — пояснил Дедушка.
— Разумеется, но оно могло бы обойтись намного дешевле, тебе не кажется?
— Сколько может выпить один хафлинг? Или съесть? А он не станет много есть, если будет слишком много пить, верно?
Доннола остановилась, и Периколо, сделав пару шагов, остановился тоже и обернулся, взглянув в ее улыбающееся и явно довольное личико.
— И спать? — добавила она понимающе. — Ему позарез нужна не только выпивка, но и кров? Нет, дедушка, тут дело не только в Пауке. Ты испытываешь симпатию к этому Эйвербрину.
Периколо недолго обдумывал ее слова, потом усмехнулся:
— Он мне отвратителен. Это слабак. Среди наших людей такому не место!
— Великодушие, — ехидно заметила Доннола.
— Для Паука — да, — согласился Периколо, снова трогаясь в путь, — потому что я явно ускорил смерть его бесполезного папаши.
***
Никогда в жизни, даже в прошлой жизни, Реджис не чувствовал себя более свободным, чем в такие моменты. Он скользил, почти невесомый, наслаждаясь скалами и долинами неровного морского дна. Он даже не заботился о том, чтобы не потерять из виду направляющую веревку, привязанную к бую наверху, поскольку знал, что у него не будет проблем с неспешным подъемом из морских глубин.
Реджиса настолько очаровали мелкие рыбки, во множестве снующие вокруг, угри, ныряющие в свои пещеры, и колеблющиеся морские травы, что он едва начал заполнять сумку ценными устрицами.
Он знал, что это не важно. Во всем Дельфантле не нашлось бы и пятерых, кто мог бы забраться на такую глубину, когда от воздуха тебя отделяет почти пятьдесят футов воды, и ни одного, насколько ему было известно, способного оставаться здесь сколько-нибудь долго или, отдохнув, вернуться обратно. Разумеется, другим приходилось полагаться на магические заклинания, как правило с коротким сроком действия, в то время как у Реджиса по какой-то причине не было проблем с тем, чтобы плавать на глубине долго-долго или сразу же вернуться туда, едва глотнув воздуха на поверхности.
Что хуже всего, те, кто отправлялся на такую глубину под воздействием магии, должны были быть очень внимательными при подъеме, иначе их накрывала боль, порой смертельная. Но Реджису повезло и с этим. Он мог быстро всплывать наверх почти без последствий.
Даже если он слишком задерживался под водой, у него никогда не возникало смертельного ужаса от ощущения, что он тонет, что ему немедленно необходим глоток воздуха. Никогда. Нет,