Кочин был полон противоречий: флиртовал с обвинениями в целительстве сердца, но не носил перчаток, как будто Нхика не была одной из них; вытеснял её из высшего общества загадочными словами и скрытыми предупреждениями, но искал встречи с ней при каждом удобном случае; дарил ей книги о целительстве сердца, столь же обвинительные, как и любое признание, и при этом вел себя так, будто это просто подарок.
- Почему? - настаивала она, её глаза сверлили его. - Почему ты дал мне эти книги, Кочин? Она перешла от игры к отчаянию, её голос был полон напряжения
Как маска, его выражение ожесточилось; мягкость его обаяния исчезла из глаз, из улыбки. Нхика могла бы испугаться, если бы не успокаивающая близость вечеринки, но в его глазах появилась искренность, почти ... облегчение. Это было обещание, что, несмотря на его игры с словами, его следующие слова будут правдивыми: - Потому что тебе они нужны.
Её сердце замерло. Это обвинение? Лисья маска никогда не выглядела столь подходящей для его лица, потому что как ещё он мог знать, кто она, с такой уверенностью? - Нужны? Для чего? - Она изобразила невинность, но чувствовала, что это бесполезно.
Вместо обвинений в целительстве сердца, он сказал: - Чтобы напомнить тебе, что ты не принадлежишь этому месту. Что под этим платьем, как бы оно ни было роскошным или дорогим, есть нечто неизменное в тебе, что это общество никогда не примет. Что бы ты ни думала обо мне, я не имею в виду это как оскорбление.
Это было больше, чем она когда-либо слышала от него, и он сказал это с такой уверенностью, будто видел взлёты и падения таких, как она, прежде. Будто её отчуждение от мира усадеб и банкетов уже было предрешено.
Нхика хотела спросить, как он может быть столь уверен, что знает её, когда он Теуманская аристократия, а она - яронгесский целитель сердца. Когда он мог быть помощником доктора Санто, исцеляя так, как Теумы принимали целителей, в то время как ей приходилось скрывать своё искусство за гомеопатией. Когда он мог быть уставшим от этого города, этих сверкающих людей и их блестящих изобретений, а она всё ещё стремилась проникнуть в этот мир.
- Постараюсь не принимать это как оскорбление, - сказала она, и она, должно быть, не звучала слишком убедительно, потому что его брови нахмурились с едва заметным разочарованием.
Кочин покачал головой, искренность на его лице отступила. - Если ты действительно не хочешь этих книг, я заберу их обратно. - Он взял салфетку и ручку у проходящей мимо официантки. Используя свою ладонь как письменную поверхность, он что-то быстро нацарапал на салфетке. - Но, не во время работы. Завтра, в шестнадцатом часу. По этому адресу.
Он протянул салфетку, и она замялась, увидев адрес: Гентская улица, 223. Свинной квартал. Город вдали от жемчужного Драконьего квартала, рядом с её собственным Собачьим. Место, где она не ожидала бы встретить мальчика, который мог позволить себе такие костюмы.
Наконец, она взяла салфетку, и его большой палец скользнул по её пальцам, удерживая её в перчатке на мгновение в своей обнажённой руке. - Нхика, - сказал он, его голос стал тише, - если у тебя есть что-то, что ты не хочешь потерять, прислушайся к моим словам.
Её дыхание застыло в горле, когда он отдёрнул руку. Она сжала салфетку в ладони, находя чернила уже расплывшимися до почти неразборчивости.
- Я... - Крик с вечеринки прервал её; это был наполовину пьяный доктор Санто, его аудитория детей росла, когда он звал Кочина.
- Долг зовёт, - сказал Кочин, отдавая ей глубокий поклон. Когда он выпрямился, его глаза встретились с её взглядом на мгновение дольше, чем следовало, затягивая её в ту же гравитацию, что и туманности. Затем Вен Кочин исчез в толпе.
Долго после того, как гости ушли, после того, как слуги подмели и отполировали фойе и столовую, Нхика сидела в своей постели в шелковой ночной, переворачивая салфетку Кочина в ладони. К этому моменту она уже запомнила его витиеватый почерк: Гентская улица, 223. Свинной квартал. Район на юго-востоке Теуманса, популярный своими уличными рынками и фургончиками с едой, но, конечно, не своей роскошью. Так почему Кочин хотел встретиться там?
Не найдя новых ответов на салфетке, Нхика положила её на тумбочку и забралась под одеяло.
Она не успела погрузиться в сон, когда пронзительный крик нарушил тишину. В считанные секунды она встала на ноги и последовала на крик в комнату Хендона. Дверь была не заперта, и она ворвалась внутрь, обнаружив Хендона всё ещё в постели, а одеяло было сброшено на пол.
Подбежав к его кровати, она осмотрелась в поисках признаков взлома. Не найдя ничего, она стала искать признаки травмы на нём. Ничего, кроме слоя пота на его коже и глубокой морщине на лбу. Он снова вскрикнул, и она поняла, что это не взломщик, а ночной кошмар.
- Хендон, - сказала она, тряся его за плечо. - Проснись.
Он не реагировал, и она положила руки на оба плеча, чтобы хорошенько его встряхнуть. - Проснись.
Его глаза распахнулись, и его руки взметнулись, кулак ударил её по челюсти. Она отшатнулась назад и ударилась о деревянную ширму. Хендон в панике бился с призрачными противниками, его руки двигались с удивительной силой.
- Хендон, это я, Нхика! - сказала она, но это, казалось, только разожгло его ярость. Он съёжился на своей кровати, его дыхание становилось всё быстрее.
- Нет... пожалуйста... не трогайте меня! - произнёс он между прерывистыми вдохами, и Нхика почувствовала боль, пока не заметила его бред. Он обращался к чему-то за пределами её, к призракам в ночи.
- Вы в усадьбе Конгми. Вы в безопасности, - сказала она, и только тогда осознание медленно заползло в его глаза.
Всё в нём успокоилось, кроме его груди, всё ещё тяжело дышащей, и он поднялся, словно деревянный, по мере того как ясность возвращалась. С растущей осознанностью он оглядел комнату - одеяло на полу, избитые подушки и Нхику, стоящую, прижавшись к стене.
- Нхика? - сказал он, как будто не узнавал имя. Затем, увереннее: - Нхика…
- Вы в порядке, Хендон? - Опять же, она боялась ошибки в своём целительстве сердца, боялась последствий экспериментов, о которых её бабушка всегда предупреждала.
Но Хендон, казалось, медленно приходил в себя, моргая, чтобы прогнать кошмары. Она всё ещё держалась на расстоянии, опасаясь очередного случайного удара.
- Я... Что случилось? - спросил он.
- Это был всего лишь сон.
Он яростно покачал головой, его лоб наморщился от усилий. - Нет, не сон. Кровь, рана на моей груди, и... ты, стоящая там.
Её губы сжались, Нхика покачала головой, чувствуя почти траур - были ли эти разрозненные воспоминания её виной? - Меня там не было, Хендон.
Он зажмурился. - Но я думал, что видел... - Его слова были почти бредовыми, на грани безумия. - Волка.
- Волка?
Когда Хендон открыл глаза, в них было отчаяние. - Кто-то был там в ночь смерти Квана. Кто-то в маске - но не волк. Это был... лис.
Глава 16
Все в ночных одеждах и в разных состояниях сонливости, Конгми, Трин и Нхика собрались вокруг постели Хендона. Они принесли ему чай и теплые полотенца, внимательно слушая, как он снова начал говорить, постепенно становясь более ясным.
- Мы начали поворачивать, когда выстрел напугал лошадей, и они сбились с пути, - сказал он, с трудом выговаривая каждое слово. - Меня выбросило с сиденья. Карета продолжила движение. Скатилась с холма. Все начало темнеть, и...
- И ты увидел человека в маске лисы, - сказала Нхика.
Он сузил глаза, глядя на свою чашку, словно пытаясь найти ответы в чайных листьях. - Я никогда не говорил, что это был человек.
Она сглотнула - это было ее собственное предположение, потому что она точно знала, кто был на месте происшествия. Но она колебалась, чтобы раскрыть Конгми все, что знала и кого подозревала. Это означало бы рассказать о всех скрытых угрозах и язвительных замечаниях Кочина, и она боялась, что они не найдут ничего плохого в том, что Теуман пытается вытеснить ее из высшего общества. Сначала ей нужны были доказательства; обвинения придут позже.
