— У нас гость. Гость из внешнего мира. Объясните им, полковник, зачем вы пришли.
— Меня зовут полковник Вест, — хриплым от ядовитого воздуха голосом просипел он. — В дюжине миль отсюда разбит военный лагерь — десять тысяч солдат под предводительством кронпринца Ладислава. Нам нужны кузнецы. — Прочистив горло, Вест попытался задавить кашель (ему казалось, он вот-вот выкашляет легкие) и говорить громче. — Кто из вас умеет работать с металлом?
Никто не отозвался. Все, съежившись под свирепыми взглядами практиков, таращились на свои стоптанные башмаки либо босые пальцы.
— Вам нечего бояться. Просто скажите, кто умеет работать с металлом?
— Я умею, сэр.
Из шеренги, гремя цепями, выступил на свет жилистый, сутулый мужчина. Вест невольно вздрогнул: лицо узника представляло собой страшную, обезображенную ожогом, бесформенную маску. Одну сторону покрывали багровые шрамы, от брови ничего не осталось, а череп усеивали розовый проплешины. Другая половина выглядела не намного лучше. Собственно, лица у бедняги практически не было.
— Я знаю, как обращаться с кузнечным горном. И армейский опыт кое-какой имеется. Я служил в Гуркхуле.
— Прекрасно, — пробормотал Вест, стараясь подавить ужас перед кошмарным обликом узника. — Как тебя зовут?
— Пайк.
— Пайк, кто еще хорошо работает с металлом?
Обожженный под звон цепи шаркал вдоль шеренги, вытягивая то одного заключенного, то другого. Пристально наблюдающий за ним комендант становился все мрачнее и мрачнее.
Вест облизнул пересохшие губы. Даже не верится: только что мерз под ледяным дождем — и вот уже обливаешься потом от адского жара. Так неуютно он себя еще никогда не чувствовал.
— Инквизитор, мне понадобятся ключи от цепей.
— Ключей нет. Кандалы не рассчитаны на то, чтобы их снимали, — они запаяны. И вам я снимать не советую. Большая часть этих заключенных — опасные преступники. Не забывайте, что узников необходимо вернуть в колонию, как только вы подыщете замену. Инквизиция не практикует досрочное освобождение. — И Лорсен отошел переговорить с одним из практиков.
Пайк в тот же миг украдкой приблизился к Весту, волоча следом за локоть другого узника.
— Простите, сэр, — забормотал он приглушенным рокочущим басом. — Не найдется ли у вас местечка для моей дочери?
Вест скованно пожал плечами. Будь его воля, он бы с радостью забрал всех, а кошмарный лагерь спалил дотла. Впрочем, он и так уже слишком испытывал судьбу.
— Боюсь, это не очень удачная мысль. Женщина среди солдат… Не стоит.
— Удачная, не удачная, сэр, а здесь намного хуже. Я не хочу бросать ее здесь одну. Она может помогать мне в кузне. Даже с молотом сумеет управиться, если что. Она девушка сильная.
Особой силы Вест в ней не разглядел: тощая, как щепка, изможденная, худенькое личико перемазано сажей и смазкой. Вылитый мальчик-подросток!
— Прости, Пайк, но мы отправляемся не на прогулку. — Он начал отворачиваться, но девушка ухватила его за руку.
— Здесь тоже не парк с каруселями. — Ее голос звучал на удивление нежно, певуче, и выговор оказался правильный. — Меня зовут Катиль. Я хорошо работаю.
Вест хотел вырваться — и вдруг увидел что-то знакомое в выражении ее лица. Равнодушие к боли. Бесстрашие. Пустой, безжизненный, как у покойника, взгляд.
Арди… Измазанная кровью щека…
Веста передернуло. Воспоминание о постыдном происшествии мучило его, словно незаживающая рана. От невыносимого жара он не находил себе места, мундир впивался во взмокшую кожу наждачной бумагой, глаза щипало. Прочь, прочь из этого ада! Немедленно!
Вест оглянулся на инквизитора и отрывисто бросил:
— Она тоже пойдет!
Лорсен хмыкнул.
— Шутите, полковник?
— Я не расположен шутить, поверьте.
— Опытные работники — одно дело. Полагаю, они и правда вам нужны. Но я не намерен выдавать всех заключенных, на кого у вас упал глаз…
— Я же сказал — беру и ее! — потеряв терпение, свирепо рявкнул Вест.
Если коменданта и напугала ярость гостя, он ничем не выдал своего страха. Какое-то время они молча смотрели друг на друга; по лицу Веста градом лился пот, в висках гулко стучала кровь.
В конце концов Лорсен медленно кивнул.
— Хорошо. Берите. Я не могу вам помешать. Только… — Инквизитор слегка подался вперед. — … архилектор узнает о вашем самоуправстве. Не так быстро, но узнает. — Он придвинулся еще ближе и практически зашептал Весту в ухо: — Возможно, вы еще раз к нам наведаетесь. Не в качестве гостя, правда, а в качестве постояльца. Можете пока подготовить небольшую речь о том, что правильно в штрафных колониях, а что неправильно. Мы с удовольствием послушаем — времени у нас будет много. — Лорсен отвернулся. — Забирайте людей и уходите. Мне надо написать письмо.
Джезаль любил грозы. Сидишь себе в сухой, теплой квартирке и смотришь с улыбкой через мокрое окно, как хлещут по мостовым, стенам и крышам Агрионта упругие дождевые струи. Слушаешь шелест воды в желобах. И визг прогуливающихся в парке дам, застигнутых ливнем врасплох. Прилипшие к телу влажные платья — поистине восхитительное зрелище! Или же, хохоча во все горло, перебегаешь с друзьями от таверны к таверне, а потом сохнешь у жарко пылающего камина с кружкой горячего глинтвейна. Да, грозу Джезаль любил не меньше, чем солнце.
До недавних пор.
Потому что грозы, бушующие над равниной, разительно отличались от агрионтских. Те напоминали мимолетную, ребяческую вспышку гнева, на которую можно не обращать внимания. Эти же обрушивались на землю со всей смертоносной, злобной, жестокой, не ослабевающей ни на миг яростью. Кроме того, когда до ближайшей крыши, — не говоря уже о таверне, — сотни миль, непогоду воспринимаешь иначе. Дождь будто желал утопить равнину и все живое в ледяном потоке. Тяжелые капли, словно выпущенные из пращи камни, стучали по голове, больно шлепали по рукам, ушам, склоненной шее. С волос, с бровей вода стекала ручьями по лицу к промокшему насквозь воротнику. Из-за серой завесы дождя дальше ста шагов впереди ничего не было видно. Впрочем, что тут высматривать, хоть впереди, хоть сзади?
Джезаль, дрожа, стянул одной рукой края воротника. Зачем, он и сам не знал, все равно уже вымок до нитки. Треклятый лавочник в Адуе уверял его, что куртка непромокаема. Стоила она прилично, и смотрелся он в ней превосходно — этаким заправским суровым путешественником. Однако швы начали протекать почти с первых капель дождя. За несколько часов он вымок так, словно принимал в одежде ванну, причем очень холодную.
