Зачем я им понадобился? Сильно красивый и всем нравлюсь? Гипнотический авторитет стражей? Чужаку-юнцу матерые мужики готовы в ноги бухнуться просто так, при первой возможности? Что-то тут явно нечисто… Что? Да откуда мне знать! Завтра, все завтра! Спать… спать… иначе эта ночь никогда не закончится.
Будильников здесь не было, воплей петухов я не услышал – разбудил меня Тук. Видимо, молчалив он был только с незнакомцами и чужаками, а меня, после совместного сражения против исполинской погани, решил признать своим:
– Сэр страж, не хотите ли выпить с утречка?!
– Хочет-хочет, – хрипло прокаркал моментально пробудившийся попугай. Продрав глаза, заморгал от лучей поднимающегося солнца, отказался:
– Спасибо, Тук, но будет лишнее.
– Ну а я выпью – подраненным не зазорно и с утречка. Птице вашей можно дать немного, а то она кружку глазами выдуть хочет?
– Только немного – он пьяный ведет себя некрасиво.
Пока горбун угощал попугая и угощался сам, выбрался из-под рогожи, потянулся. Рана на ноге саднила, лопатка неприятно зудела, но в остальном самочувствие прекрасное – похоже, здешняя медицина заслуживает уважения. И аппетит разыгрался – я ведь за четыре дня полноценно поужинал лишь один раз, да и то в желудке все не смог удержать из-за некоторых негативных ночных событий.
– Тук, а поесть у тебя не найдется?
– Почему не найдется? Яичек сейчас принесу, лучка подрежу, хлеб солью посыплю. Не взыщите – чего получше нету: по утрам у нас без стряпни обходятся. Молока еще принести могу – парного; и сметаны маленько есть.
– Сметаны не надо, а молоко давай.
– Сейчас, я мигом, вы и спуститься не успеете.
Спуститься успел, и даже сходить умыться к колодцу успел. Вернувшись, столкнулся с Туком – он как раз тащил пожрать. Яйца грязные и теплые – их явно только что вытащили из-под курицы, но я выпил их с огромным удовольствием, не думая о сальмонеллезе и прочих возможных неприятностях. Вкус прекрасный, настоящий – это в местной еде заметил еще вчера. Здесь тоже не все ладно, но уж по части чистоты и натуральности нашему миру фору дать может.
* * *
«Продолжение отчета добровольца номер девять. День пятый.
Питаюсь по-прежнему нерегулярно. Позавтракал яйцами. Пока что не своими».
Легкомысленный я человек – все вокруг, наверное, плохо, а у меня настроение повышается. А чего ему не повышаться? Пять дней назад я был слепцом, загибающимся от рака мозга, а сейчас жив-здоров, солнышко светит, птицы поют, зеленый лучок на зубах хрустит, такого же цвета попугай с радостным видом заглядывает в кринку с молоком и, мгновенно помрачнев, вздыхает от разочарования, – вокруг все прекрасно. А то, что ночью здесь кучу народу поубивали и перекалечили, и мясником поработать пришлось… Так это же мелочи вроде пятен на Солнце – гадят исподтишка, но затмить все чудесное не в силах. Умею я себя успокаивать…
Арисат, видимо, подглядывал из-за угла – появился в тот самый момент, когда в кринке закончилось молоко. Остановился, неловко поинтересовался:
– Сэр страж, Йена сказала, что вы утром хотели поговорить со мной о чем-то?
Я чуть не расхохотался, потрясенный прямолинейностью местного такта. Если Арисат не иронизирует, то этот мир очень сильно нуждается в таком цинике и редкостно умном гаде, как я. Ладно, не будем отвлекаться и удивлять сурового воина грубым ржанием:
– Да. Можно сказать и так. Хотел. Арисат, давай откровенно: почему именно я вам так нужен? Не верится, что вы без сэра Флориса совсем уж беспомощны – зачем вам страж понадобился, тем более, сами понимаете, не слишком опытный?
– Долго объяснять, – опустив глаза, ответил рыжебородый.
– А я не спешу – начинай.
– Вы же знаете, что это за место…
– Знаю – очень давно опоганенный край. Точнее, самый центр опоганенной территории.
– Ну вот. Сэр Флорис клятву дал Кенгуду Восьмому, что поставит здесь малый городок, военный монастырь и деревни. И будет держаться до прихода основной толпы поселян и армии – они всерьез начнут чистить землю. Погань такого не ждет, и если начнется очищение от самого сердца их земель, то всяко может быть – может, даже придется ей убираться за море. Клятву сэр Флорис сдержал свою: городок стоит, деревни тоже. Монастыря нет, но это не его вина – священника по зиме погань погубила, а заменить его некем. Одного нам дали сановного, остальные должны были потом подойти. Но не подошли. И поселян нет. И армии… А погань нешуточная в округе появляться начала… Нас ведь немного, а воев всего ничего – не выстоять нам, если всерьез пойдут. Живы только потому, что мало здесь погани пока было – не хотела она, наверное, от границ уходить, на нас отвлекаясь. Ей ведь расширяться надо – вот и давят на границы королевства. Нет нам подмоги, и вестей от короля никаких нет. Послали мы по весне струг с гонцами, и те как сгинули – не знаем, дошли ли. Голуби еще по зиме все закончились… тоже без толку. Время проходит, а мы сидим, ждем уже не знаем чего. Не высидеть ведь – раз погань всерьез взялась, то будет давить, пока либо она нас, либо мы ее… А мы ее никак не сможем – силенок почти нет. Мы будто муравей, в зад бычий забравшийся. Сейчас бык чесаться начинает, а потом совсем прихлопнет. Понимаете? Если не уйдем, то сгинем все здесь.
– И?
– Уходить надо, а не уйти… Клятву сэр Флорис дал королю. Он умер, а клятва никуда не делась – мы же его люди и дело не можем бросить.
– И что вам сделают, если просто вернетесь?
– Не вернемся мы – от клятвы ведь не освобождал никто.
– А нарушить? Посмотрев на меня очень удивленно, Арисат покачал головой:
– Не будет такого – лучше уж всем здесь лечь. Мы ведь бакайцы – одни из последних, кто ушел с острова. Под поганью теперь Бакай. К Кенгуду пришлось на поклон идти – к кому же еще. Он нас, конечно, принял не радостно – много ведь чего промеж нас было нехорошего. Некоторые обиды тянутся из таких времен, что уж не знает никто, с чего все началось. Сэр Флорис королю клятву на мече дал – клятву верности; но тому мало было. Решил, чтобы делом мы свою верность доказали, – вот и послал сюда. Как после такого вернуться? Получается, на мече обманно поклялись. Какие же мы тогда бакайцы? Нет, сэр страж, не говорите такого больше. Вы ведь не клялись – свободны от слова. Если берете нас под руку, то мы должны повиноваться вам во всем. Скажете уходить отсюда – уйдем. А сказать надобно – иначе смерть нам всем скорая.
– И что будет, когда вернемся в королевство?
